Дорога в Забвение

— Эй, Кей, вылазь из-под этого ржавого корыта! Ты должен это видеть!

Окрик Тошибы поставил верный диагноз «клиенту»: аккуратная, почти кукольная внешне «бии таун» оказалась убитой в хлам, приходилось быть очень осторожным, дабы железная стружка не попала в глаз. Гиблое дело. Единственное, чем здесь стоило помочь, — расхерачить кувалдой и отбуксировать на свалку.

Кейджи обтер лицо и руки полотенцем, отпил воды и поправил бандану, прежде чем выйти на свет — мутный из-за набухших туч, который день не способных разразиться дождем. Духота обволокла коконом. Воздух, казалось, «висел». И через это серо-оранжевое марево пробирался бирюзовый гигант...

Кейджи ущипнул себя за щеку.

— Хорош! — Тошиба — старший механик, постоянно таскающий флисовые рубашки с закатанными рукавами, — мотнул головой и упер жилистые загорелые руки в бока. — Даже на убогом ходу хорош! И откуда только в наших краях?..

С этим трудно было поспорить. «Лэнд краузер Блю Марлин», роскошный мощный зверь, смотрелся на их узких улочках как минимум неуместно. Инопланетянином, вторгшимся на мирную планету. Его провожали восхищенно-испуганными взглядами. Нельзя было не проникнуться величием вседорожника, но доверять «краузеру» никто не собирался. Чужак.

«Марлин» гордо преодолел последние метры, чуть покачиваясь, и встал напротив автомастерской. Вдоль корпуса тянулась радужная аэрография волной, и Кейджи засмотрелся на переливы, на удивление не портящие брутальность джипа, а лишь подчеркивающие его индивидуальность. Тем более что... Кейджи усмехнулся, уловив в тенях силуэты: феерия красок изображала траекторию пули, пущенной из минигана.

— Задний мост погнулся. До вас дотянул, но дальше — никак, — в приятном мужском голосе слышалось сожаление. — Возьметесь?

Кейджи облизал пересохшие губы, готовый лезть под «Марлина» хоть сейчас. На «брюхе» и колесах осели пыль и травяной сок. Пройденный путь рисовался тонкой ниточкой. По вулканическому пеплу и холму. А на трассу наверняка выехал ближе к заправке.

— С деталями загвоздочка. У нас на таких машинах не ездят, знаете ли, — Тошиба то кряхтел, то хмыкал между словами — ему тоже не терпелось всё скорее ощупать, чтобы просто знать, каково это — работать с легендой.

— А просто выпрямить не поможет? Твиггз — добротный парень, мы с ним за три сотни откатали без всяких помех. Но булыжники...

— За три сотни — это и «пчелка» справится, — Тошиба непрозрачно напомнил о «ржавом корыте» и занятом подъемнике. Хотя въедет ли эдакая махина в гараж в принципе?! Самой большой машиной за почти девять лет, что Кейджи здесь работал, был микроавтобус якудза. Больше, правда, тот не приезжал. С чего бы это?..

— Тысяч?.. — голос протянул задумчиво, будто и сам сомневался — то ли в озвученном, то ли в возможной реакции.

— Сколько?! — от зашкаливающей цифры Кейджи очухался — и чуть не поперхнулся.

Распахнув дверцу, с ними разговаривал еще один инопланетянин. Розовый. С косичкой. Кейджи сделал шаг назад — и инопланетянин ловко спрыгнул на асфальт. Размял шею и потянулся.

— Твиггз — «восьмидесятка», ограниченная серия. Сцепление независимое, и подвеска пружинного типа. Общий пробег... триста сорок тысяч километров, возраст — двадцать два года. Но он еще многим даст фору. Обычно каждый сезон и перед рейдами загоняю Твиггза к знакомым ребятам, только нынешний рейд затянулся и почти полгода мы без толкового обслуживания...

— По внедорожью и разбитым колеям.

Инопланетянин не стал отнекиваться, но посмотрел — будто с вызовом и одновременно печально. Были причины, значит, и довольно весомые, раз тянул до последнего.

— Я могу оставить Твиггза на вас?

— Как хотите. Сначала всё равно осмотр, но вы не первый в очереди.

— Ага, — инопланетянин моргнул, перекатился с пятки на носок — тяжелые туго зашнурованные ботинки на платформе тоже смотрелись инородно и притягательно — и выдохнул не заискивающе, но устало: — Я в туалет очень хочу, и жрать, и в душ. Ну, не угонят же его?..

Кейджи перехватил кожаный чехол с ключами и криво усмехнулся — жадных до наживы хватало и у них в захолустье. Но первому попытавшемуся Кейджи лично пересчитает зубы. И все это знали. Удивительно, что инопланетянин столь легко доверился первому встречному в рабочем комбезе. Хотя с другой стороны — выбора у него особо и не было.

***

Инопланетянин явился в глубокой ночи. Все нормальные люди уже спали, и рабочий день Кейджи закончился часов пять назад. Но никак не получалось отогнать себя от «Марлина». После скандала, затеянного совладелицей «пчелки» — суровой изящной женщины, за когда-то дорогим платьем и шляпкой прячущей склочный характер, — пришлось еще раз лазить под «брюхом» с фотоаппаратом и приводить доказательства, почему «пчелке» место на свалке, а не в мастерской. Подобную развалюху могла спасти лишь полная пересборка, а это настолько ударит по бюджету и времени, что никому никакого удовольствия не принесет. Кейджи брался за сложные случаи, но не брался за безнадежные. Однажды он соорудил «трансформер»: в корпус одной машины загнал «начинку» другой, но та начинка стоила того! А тут — фуфло сплошное. Женщина драматично вещала, что «пчелка» — память о ее отце, и она предаст его, если... Что за бред. На предложение Кейджи заняться ремонтом самостоятельно, та поджала губы и пообещала устроить Кейджи веселую жизнь. Ха. Напугала. Муж ее — бледный и ссутуленный — смотрел на примерные расчеты с суеверным и обреченным ужасом. Он ни разу не вклинился в разговор, хотя напоследок определенно хотел Кейджи что-то сказать да не осмелился. Позже Кейджи обнаружил на столе смятую записку «Простите». Детский сад... У Кейджи раскалывалась башка и прошла только после хорошего ужина. Наступил черед настоящей работы. Во всей этой нервотрепке был плюс — на «Марлина» успели налюбоваться, облапать, украдкой и нет сфоткаться на фоне, и на подъемник Кейджи его загонял без плотной толпы зевак. Восхищенно присвистнули только слоняющиеся мимо старшеклассники. Да худая высокая девушка на велосипеде остановилась и долго торчала на противоположной стороне улицы, пока над городом не разнесся гул от часов. Больше ничье пристальное внимание не отвлекало от техосмотра.

— Как Твиггз? — инопланетянин ступил под круг света и стал более человечным. В обычной белой футболке и потертых джинсах. Розовой оказалась только косичка, заплетенная из челки и растрепанная сейчас. Он весь выглядел одновременно помятым и свежим. На вид ему было едва двадцать пять. — Простите, хотел оставить вещи в номере, присел и...

— Долгая дорога?

— Часов пятнадцать.

— Прилично, — Кейджи скосил на него взгляд: нет, инопланетянин и есть. Никакого удивления от столкновения, будто у них встреча была назначена! — Неужто из столицы к нам?

Парень рассмеялся.

— Так заметно? Но на самом деле нет. Я из портового города — крупного, но не более того. Хотя в последние годы считаю домом Твиггза, — он погладил машину по корпусу — нежно, смахивая чужие прикосновения и здороваясь. — Вы уже осмотрели? Сколько займет ремонт по времени и деньгам?

— Осмотрел и почистил по мелочи. Загнанный он...

— Знаю, хотел откатать тур по стране.

— Но?..

— Но одному тяжеловато, — парень встряхнул головой в попытке убрать лезущие в глаза волосы. — Далеко не везде гостеприимные люди, ко мне несколько раз цеплялись с вопросами и не только. Да и от долгого сидения за рулем ломит все тело.

— Ясно. Если надеешься найти попутчика в нашем городе — забудь. Здесь таких экстремалов не водится.

— Я бы поспорил, — парень развернулся к нему в тот момент, когда Кейджи подошел. Не качнулся, ничего такого, но Кейджи застыл и почувствовал себя пойманным на месте преступления. Взгляд у парня был тяжелым. — Так что насчет моего вопроса?

Кейджи будто вытолкнуло из омута на поверхность. Вопроса?.. Точно.

— Ремонт пустяшный, однако мост придется менять. Я подберу материал, это не проблема, но займет около трех суток.

— Нормально. Я не тороплюсь. И у вас здесь довольно мило. А...

— С оплатой определимся после. Опыт подсказывает, что у тебя не слишком много денег. Неважно. Поставлю я твоего Твиггза на ноги. То есть на колеса.

— Спасибо, — парень опустил ресницы, и у Кейджи дыхание на миг перехватило — красивый. — Если нужна будет помощь — обращайтесь. Я остановился в гостинице в квартале отсюда. Вышел прогуляться, а смотрю — у вас свет горит, вот и... — он пожал плечами и улыбнулся. — Рад, что Твиггзом занимаетесь именно вы.

— С чего вдруг?

— Вы любите машины и любите свою работу. Одно то, что вы до сих пор здесь, это подтверждает.

— Может, я разбираю «Марлин» по винтикам. Уже припрятал мотор и...

Парень фыркнул.

— И именно поэтому заботливо оддраили шины. Спокойной ночи, Кейджи-сан.

Кейджи схватился за нагрудный карман с именной вышивкой и запоздало подбежал к темному проему, выкрикивая:

— Мог бы и представиться в ответ!

Ночную духоту прервал робкий раскат грома. На улице в радиусе видимости никого не было.

***

Дождь лил целый день. Кейджи шарахался, пытаясь найти себе дело, и находил только монотонное, мелкое. Перебрать, разложить, вычистить, избавиться от горы хлама... Для этого стоило попросить кого-нибудь смышленого из техникума. Не задаром, конечно, и всё-таки дешевле, чем нанимать «подмастерье». У самого Кейджи терпения обычно не хватало, и мелочевка норовила разлететься по гаражу. Хотелось уже заняться чем-то более существенным. Кусок хорошего металла Кейджи нашел, только длины не доставало. На малявку вроде «пчелки» хватило бы, однако «Марлин» — птица высокого полета.

Сам «Марлин» то и дело примагничивал внимание. Кейджи подходил— и всё-таки из возможного уже сделал что мог: заменил масло, антифриз и свечи зажигания, отрегулировал ремни, поставил новые воздушные и топливные фильтры, смазал валы, очистил радиатор. Остальное было в полном порядке, не считая неизбежной для машины такого возраста коррозии. Тошиба, сортирующий бухгалтерскую хрень, изредка скашивал подслеповатые глаза: «Он тебе хоть задаток оставил?» Кейджи отмахивался. Тошиба чесал бровь, похожую на гусеницу, и вздыхал: «Разведет же он тебя! Все эти благие побуждения обычно стукают по карману или по голове, и редко-редко кто тебя в ответку погладит. Вот подгадить — это без труда...»

Кейджи ждал, что инопланетянин заявится с минуту на минуту, ввалится мокрый до нитки, отфыркается от воды и деловито спросит: «Ну, как Твиггз?» Кейджи ему отчитается насмешливо и подсунет ценник. Инопланетянин, небрежно пробежавшись по строчкам, скучающе вытащит пачку денег из бумажника, отсчитает нужное и плюхнет на стол перед Тошибой, который будет хлопать ртом как рыба. Отличная была бы потеха! Но инопланетянин не приходил.

— Я курить, — Кейджи прошмыгнул за дверь, вдохнул одуряющий воздух, протянул ладонь навстречу дождю. Капли шлепнули по коже и расползлись струйками. Защекотали между пальцев. Кейджи встряхнул руку и слепо нашарил пачку сигарет, потеребил крышку.

Мужчина шел по противоположной стороне улицы и самодовольно улыбался, то и дело потирая подбородок. Удачная сделка? Умелая любовница? Свершившаяся месть? Подобный типаж в принципе радовался только трем вещам: деньгам, удачной пакости и сексу. Кажется, Кейджи видел этого мужчину в банке — в их городке вообще сложно было остаться незамеченным, тут действовала система даже не пяти рукопожатий, а эдак трех или двух. Все друг друга знали как минимум в лицо, бывалые — и по именам.

Кейджи прищурил глаз и мысленно пульнул под ноги этому типу. Тип запнулся и наступил в жидкую грязюку, чертыхнувшись. Настроение сразу взлетело на пару градусов вверх.

Инопланетянин так и не явился. Странно. Тошиба уковылял чуть не с ланча, сославшись на семейные дела, и Кейджи забрался в «Марлина», вдыхая кожу салона. Сидеть в нем оказалось очень удобно и внушающе. «Марлин» будто шептал: «Ну давай, попробуй мои скорость и маневренность», и, черт возьми, ужасно хотелось! Только без «моста» ощущение свободы и мощи продлится крайне недолго... Поскорей бы починить! Тошиба честно обзвонил всех знакомых, тратя прорву времени на обсуждение всякой херни, но у парочки нашлось то, что надо. Один обещал подвезти, у второго можно было съездить и забрать. И на том спасибо.

Кейджи закрыл мастерскую без задержек: ни к чему воздыхания. И направился прямиком к гостинице. Дождь пока прекратился, но налитая, будто беременная, туча еще зрела на горизонте. Редкие прохожие, глянув на эту тучу, торопились домой. Кейджи шел, заложив руки в карманы, и наслаждался легкой прохладой. Он любил сезон дождей. И не любил лето. Душное, то душило и побуждало обниматься с вентилятором и спать чуть не голышом.

Гостиниц, как ни странно, в их городке было две, но одна позиционировалась больше как ночлежка при заправке. Видать, там теперь совсем убого, раз инопланетянин сунулся аж в центр города со своими приметными машиной и внешностью. Впрочем, на заправке с ремонтом ему бы по-любому не помогли. Максимум — вызвали бы кого и не факт, что Кейджи. И всё равно пришлось бы буксовать. «Марлин» на буксире — жалкое зрелище! Хорошо, что дотянул до мастерской... Сколько он вообще ехал с погнутым мостом? И откуда?.. Черт, и почему инопланетянин продинамил Кейджи визитом? Неужто испугался дождя? Совершенно нелепо. Да и зонтики при входе гордо торчали согнутыми ручками вверх — все прозрачные и только один черный.

— Эм, здравствуйте... — за стойкой ресепшена никого не было, и Кейджи оперся на нее, вертя головой. — Простите!..

Он крикнул, но никто не отозвался. Немудрено. Туристы к ним могли нагрянуть только на вулканы полюбоваться, и при гостинице было всего два работника, которые успевали не только справиться с обязанностями, но и поскучать, и посплетничать.

Кейджи еще раз позвал, выждал минуту и без зазрения совести сцапал тетрадку для регистрации постояльцев. Запись он нашел легко. Ган.. та? Что за фамилия такая? На иероглифы имени смотреть было больно. Судя по всему, инопланетянин вписывал его сам — почерки отличались. Поселился он на втором этаже. Кейджи хмыкнул, вернув всё на место. С безопасностью у них в городе местами так себе. А вот инопланетянин дверь запер...

Кейджи вдарил по ней ботинком.

— Открывай. Ган!

За дверью зашуршало, что-то упало, раздалась глухая ругань. Щелкнул замок. Инопланетянин стоял заспанный и помятый. Бледно-зеленоватый.

— Долго же ты отходишь...

Инопланетянин помотал головой.

— Не дорога... Просто прихватило что-то. Мутит. И трясет, — он развернулся, отползая к кровати — односпальной и строго застеленной чистым бельем — чуть не по стеночке.

— Траванулся, что ли? Где и когда последний раз ел?

— Закупился на заправке готовыми бенто и онигири с тунцом. И хозяйка гостиницы приносила с утра завтрак.

— Новая услуга? Не припомню, чтобы она раньше кого-то кормила.

Инопланетянин пожал плечами, ничуть, казалось, не смущенный. Хотя правда не до смущения, когда охота выблевать внутренности. Инопланетянин выглядел именно так, будто готов блевать внутренностями.

— Эй-эй, парень, прежде чем отбрасывать коньки, составь хоть дарственную на «Марлина».

— На вас?

— Ну а на кого еще.

— Губа не дура, — инопланетянин, смежив веки, улыбнулся сухими губами. Махнул рукой неловко, но Кейджи понял и поднес стакан воды. Инопланетянин пил жадно и маленькими глотками.

Кейджи приложил ладонь к его лбу в испарине.

— Ууу, да у тебя жар, милый. Погоди, сгоняю за лекарствами.

Инопланетянин поймал его за плевку штанов, удерживая достаточно крепко для ослабевшей тушки.

— Н-не надо.

— Что не надо? Само пройдет, хочешь сказать? Ты деньги мои не жалей.

Инопланетянин открыл рот в явной попытке возразить, только бухнулся на простынь и застыл, морщась.

— Крутого из себя не строй. Я мигом.

«Мигом» несколько затянулось. На полпути обратно из аптеки Кейджи настиг ливень сплошной стеной, такой, что не видно ни фига! Кейджи пытался прикрываться пакетиком с лекарствами, испугался потом, что намокнут коробки, и спрятал пакетик под футболку. Кажется, это не спасло. И похер. Там же блистеры. И пузырьки. Не помрут. А инструкцию можно в сети глянуть.

Кейджи пробирался на ощупь. Один раз попытался сунуться не туда и чертыхнулся, меняя курс под ошарашенными взглядами братьев-близнецов. Тяжелая на вид дверь гостиницы поддалась с легкого толчка руки.

— Вы куда? — администратор и хозяйка в одном флаконе подскочила, будто собиралась яростно отстаивать покой постояльцев. Постояльца. — Кей-сан?..

Пару раз Кейджи приводил ее «тойоту» в чувство и уговорил покрасить, поскольку бледно-голубой с разводами ржавчины ни на что не годился. Сейчас зато красовалась насыщенной бирюзой.

— Я к Гану. Лекарства ему купил, — Кейджи потряс пакетиком с лого аптеки и выжал футболку прямо на пол. Всё равно с него уже натекло.

— К кому?..

— Ну, парень с розовой косичкой.

— А... Но у него же другое имя...

— Плевать. Так я пройду?

Администратор несчастно посмотрела на лужу под его ногами.

— Вытру я потом эти несчастные полы, не парьтесь.

— Тогда идите.

Здесь все покупалось довольно легко.

Ган лежал на кровати, подняв над головой блокнот и постукивая по нему ручкой. Заметив Кейджи, он заметно округлил глаза

— Вы с ума сошли?.. Почему не взяли зонт?

— Зонт не помог бы, — Кейджи пожал плечами и кинул «добычу» прямо Гану на грудь. — Твой арсенал борьбы против выебонов организма.

— Спасибо, мне уже лучше.

— Проблевался, небось? — Кейджи перемялся и расстегнул джинсы, стянул футболку. — Я воспользуюсь твоим душем, ок? Промок до трусов.

Кейджи прошлепал по комнате, дернул дверь, за которой скрывалась узкая гардеробная. За другой оказался туалет. Кейджи чертыхнулся и рванул занавеску, прячущую, как и положено, окно — всё в разводах воды, из-за чего город казался размытым, зыбким и ненастоящим. Задернул, чуть не содрав с карниза. И снова рванул дверь в гардеробную.

— Да что за порочный круг...

Ган следил за ним неотрывно-любопытно и, наконец, расхохотался. Забаву нашел, горе-путешественник! А может, и не горе. Под горячими струями Кейджи представлял, как «Марлин» преодолевает ленты дорог, пустыни, степи и горы. А его рулем, будто играясь, управляет Ган...

Трусы Гана жали, но годились. Кейджи кое-как развесил вещи и плюхнулся на край кровати, надеясь, что сохнуть будет не сто лет в обед. Ган порозовел щеками и правда уже не напоминал труп. Кейджи не знал, пил ли тот лекарства, однако пакетика в зоне видимости не обнаружил. Ган корпел над блокнотом, что-то записывая, нахмурив брови. Ступни торчали из-под одеяла — точенные и аккуратные. Без всяких натоптышей. Будто всю жизнь ходил лишь в мягких тапочках.

— Много стран обкатал?

— Если под обкатом вы имеете в виду полный рейд по городам, знакомство с культурой и местными обычаями, то — чертовски мало. Если же все территориальные зоны, куда нас заносило с Твиггзом, то — чертовски много.

— Исчерпывающий ответ, — Кейджи осклабился и потянулся, плюхаясь спиной на простыни. — Развлеки меня хоть разговорами, а то усну тут.

— Спите. Простите, я тут намечаю, что может понадобиться для следующего рейда.

— Задержаться у нас не хочешь? — Кейджи сказал и сам себя захотел шлепнуть по лбу: было бы ради чего у них в городе задерживаться! — Может, вулкан «плюнуть» решит... Выспишься в нормальных условиях. В весе поднаберешь. И Твиггз твой без «моста» всё ещё, отстоится слегка, бензина ему покачественней добудем.

Ган смотрел на Кейджи растерянно и слепо, теребил листки блокнота своего, высунул и быстро убрал кончик языка.

— Поедем вместе?

Кейджи моргнул — раз, другой. Усмехнулся.

— А ты смелый парень, Ган. Знаешь меня без года два дня, а уже такие предложения делаешь. Может, я маньячина. Или просто буйный. Грохну тебя по дороге, отожму «Марлина» и продам коллекционеру.

— И на что потратите полученные деньги?

— Что?

— Зачем вам столько денег?

— Ну, эээ, отстрою большой гараж, — Кейджи почувствовал, как потеют ладони. Ган удерживал его взгляд, и от этого внутри ворочалось неприятное чувство. Будто Ган здесь — умудренный жизнью, а Кейджи так, сопляк зеленый. — Куплю байк. Дом обновлю... Что-нибудь для молодежи сбацаю. А то скучают они тут у нас...

— А вы? Вам не скучно?

— Повеселился уже, — Кейджи резко сел и прощупал штаны, перекинутые через спинку кровати, — еще ощутимо влажные. — Если думаешь, что я здесь гнию, катись по добру по здорову.

— Я думаю, вы заперли мир от себя, — Ган прикрыл глаза и стек по подушке. — Смотрите каждый вечер передачу вроде «Дискавери», ходите по выходным в кафе, знаете все потаенные уголки города да промышляете ремонтом колымаг. Лучший автомастер города, так о вас отозвалась хозяйка гостиницы. Вот и всё.

Кейджи стиснул кулаки до скрипа. Поднялся, сдергивая штаны, хлестнувшие воздух, и стал пропихивать ногу в штанину, морщась, но не сдаваясь. Ган не окликал, не отговаривал, не бухался на колени в приступе раскаяния. Кажется, ему снова становилось херовато. И пусть! Кейджи, на ходу натягивая футболку, хлопнул дверью так, что ту зашатало. Выскочил на улицу, метаясь взглядом: что бы пнуть, на ком бы отвести душу...

Вокруг царила парилка. Сумерки размазались тушью. Фонари желто-красными пятнами высвечивали силуэты. Прохожие — старики да старшеклассни — текли мимо неспешно-счастливо. Дождь закончился, можно гулять. В сверкающих лужах отражался желтой змейкой месяц. Все здоровались с Кейджи — кто кивком, кто радостным кличем. «Одолели монстра?» — спросил парень, чей скутер Кейджи буквально воскресил из мертвых. Самого парня воскрешали и зашивали в местной больнице. Кейджи кивнул и через секунду замотал головой: «Почти...» Парня ответ, кажется, удовлетворил — он заулыбался: «Я приду завтра, ок? Заодно кое с кем вас познакомлю». Мальчишки — персональное проклятье Кейджи...

Мысль неожиданно развеселила.

Что ж, самое время для маленького — или не очень — свершения.

***

— Кейджи-сан, не думала, что вы столь расточительны в обещаниях.

Полы! Ох черт!

Кейджи стукнулся о подъемник, выбираясь из-под «Марлина». Уточнение замеров для «моста» увлекло его и преподнесло «сюрприз» в виде застаревшей грязи и «соплей». Он как раз чистил это всё, когда цокот каблуков загремел в гараже.

Кейджи уставился на лакированные туфли и колготки-сеточку, обтягивающие ноги. И кого у них здесь таким сражать наповал?..

— Я уже всё убрала. И придумала компенсацию. У меня дома забарахлила стиральная машинка... Она странно стучит. И шатается как при землетрясении!

— И? — Кейджи задрал голову, наблюдая за искаженным перекошенным лицом. — Вам подбросить телефон мастера, занимающегося бытухами? Всему городу известно, что Такукава в этом «про». Я — по машинам обыкновенным.

Хозяйка гостиницы топнула с досады каблуком — носок туфли остался неподвижен, но металл реагировал гулко и на малое воздействие.

— Тогда угостите меня ужином.

— С чего вдруг? Про полы — забыл, ага, но ужин — это уже на свидание тянет.

Сверху вздохнули — грустно так, как могут только старые девы, поздно очухавшиеся. Всё ждала богатого иностранца. Который влюбился бы в нее с первого взгляда и увез туда, где лучше. А Тошиба, кажется, сватался к ней одно время... Упустила.

— А за информацию о перемещениях заезжего? Вы вроде в нем заинтересованы...

Кейджи криво усмехнулся.

— Я заинтересован в его вседорожнике, это разные вещи.

Хозяйка гостиницы, поджав губы, ушла ни с чем.

— Ого. Это что она принарядилась и зачем приходила? — Тошиба стоял на пороге с пакетом наперевес и выкручивал шею.

— С глупостями всякими. Забейте. Или догоните и спросите.

— Ты-то тоже ерунду не пори, — Тошиба стал раскладывать добычу на маленьком столике, замороченный и старый для своих лет. В их городке быстро старели. И никогда не устраивали громких семейных скандалов — от пересудов и перешептываний банально некуда было бежать. Если только в тюрьму. Одна так застрелила муженька, увлеченного — иногда излишне — художника. А ведь тот реально классно рисовал! Его рисунки на чуть пожелтевшей бумаге многие до сих пор памятно хранили. Местный музей вовсе захапал лучшие образцы и организовал мини-выставку.

Кейджи снова уполз под «Марлина». Это всегда спасало от ненужных мыслей.

 

— Вы действительно отличный мастер.

Ох ты черт! Кейджи стукнулся о радиатор.

— И давно ты тут?

Ган пожал плечами и встряхнул головой. Скулы остро очерчивали его лицо, под глазами залегли тени. Волосы явно требовали, чтобы их помыли. Ган выглядел — как плохой набросок. Кейджи нахмурился и поднялся.

— Лекарства пил?

— Да, спасибо.

— Ел?

Кивок получился несколько неуверенным. Так и правда коньки отбросит чего доброго.

Кейджи сверился с часами.

— Минут пятнадцать подожди, свожу тебя кое-куда.

Пятнадцать минут затянулись вдвое, но Ган ждал, привалившись к тумбе. Молчал и практически не шевелился. Только смотрел жгуче — взгляд его Кейджи чувствовал даже затылком. Он не испытывал, не следил, не контролировал каждое действие, но будто записывал происходящее на пленку. А когда Кейджи ушел за перегородку переодеваться, осторожно приблизился к «Марлину» и прижался лбом и ладонями к корпусу. Прошептал что-то, со свистом втянул воздух и стремительно развернулся к выходу, замерев на пороге. Кейджи, помыв и вытерев руки, оценил осанку — непринужденно прямую — и сжатые кулаки.

— Чем-то недоволен?

— Хочу снова в путь. День без дороги — уже мука.

— Да ты наркоман.

— Со стажем. И вы, — Ган повернулся, оказываясь близко, и распрямил складку на футболке Кейджи, пригладил пальцами, — такой же.

Кейджи поймал его руку, рассмотрел под бледным светом — ни мозолей, ни царапин, ухоженные руки богатея. Могло ли быть, что о Кейджи прослышали в столице и прислали мальчишку пошпионить? Да бред.

— Откуда тебе знать? — Кейджи выпустил руку, и Ган посмотрел на него особенно жгуче. И улыбнулся.

— Я чувствую.

Легкий поцелуй обжег настолько неожиданно и закончился так быстро, что Кейджи не был уверен, не приглючилось ли ему. Так и стоял изваянием, пока Ган не окликнул, придерживая рольставни над головой. Разумеется, Кейджи влетел темечком в край. А Ган, паскуда, расхохотался.

— Куда идем?

— Увидишь.

Хотя выбор мест на пожрать не особо поражал воображение и желудок... Но дорогу к этому кафе знали только местные. Если кого и водили, то петлями переулков. Вход прятался в стволе выжженного молнией дерева, как в какой-нибудь чертовой сказке. Ствол плотно прилегал к стене обветшалого дома, отремонтированного изнутри и обустроенного под кафе. Кейджи махнул рукой — и Ган вошел, завороженный. Сверху спускались и мерцали огоньки и пальмовые гирлянды, по стенам бежали деревянные животные к вполне живой растительности мхов.

— Нравится? — Кейджи приобнял Гана за плечи и почувствовал, как тот встряхнулся.

— Да.

В кафе стоял веселый гомон расслабляющихся людей, но стоило Кейджи начать искать свободный столик, как всё стихло и излишнее чужое внимание облепило с ног до головы.

— Мы не дикие звери, а вы не в зоопарке, — Кейджи обвел помещение тяжелым взглядом, и посетители сделали вид, что уткнулись в свои тарелки-бокалы или меню.

Ган выбрал место у колонны, удачно ограждающей от назойливого мира. Кейджи плюхнулся напротив.

— Сегодня к вечеру или ночи закончу мост. Хорошо бы еще финальную диагностику провести, но тут как получится. Сразу укатишь? — Кейджи надеялся: в вопрос не закралось ничего лишнего и личного.

— А вы где живете?

У Гана с личными вопросами проблем не было.

— В пешей доступности от мастерской. В экстренном случае готов прибежать в любой момент. Хотя последний раз такая необходимость случилась больше трех лет назад, когда якудза решили устроить разборки прямо в гараже.

— Якудза? — Ган поднял взгляд от меню — заинтересованный.

— Что-то праздновали на вулканах: то ли юбилей клана, то ли выход главы на пенсию. И расхуячили свой микро-автобус, — Кейджи, вспомнив грандиозную процессию, усмехнулся. — Мне все равно, кто клиент, я работаю с машинами и привожу их в порядок.

— Но вы не испугались?

— Разборок? Да плевать я хотел на их пушки, меня больше волновал мой гараж. Не хотелось бы залатывать дыры, тем более дело близилось к зиме.

— Кейджи-сан потрясающий и уникальный. Вы мне нравитесь все больше и больше, — Ган обронил это с полуулыбкой, а Кейджи вдруг бросило в жар. Инопланетянины на «Марлине» комплиментов ему еще не отвешивали...

— Скажи лучше: выбрал чего?

— Да, — Ган захлопнул меню и сделался одновременно серьезным и обольстительным. — Вас. Теперь я точно хочу отправиться в тур по стране с вами.

Кейджи не знал, как и стоит ли на это реагировать. Свое мнение по этому поводу он уже сказал. Добавить было нечего. Только не получалось избавиться от пресловутого «но», никуда из его истории не собирающегося деваться, как бы Кейджи от этого не бежал.

— Знаешь, Ган, в чем особенность нашей местности?

Ган склонил голову к плечу, спокойно принимая прозвище и готовый внимать. Кейджи оперся двумя руками о столешницу, поддаваясь вперед. В памяти забрезжили картинки: длинный стол, белый свет, мужчина в костюме. Чувства дискомфорта, голода и мути. Не самое приятное комбо. Особенно когда без передышки, сменяя одно другим. Если из тебя хотят сделать виноватого, никакое алиби не поможет. Кейджи спас случай, и он постарался сделать всё, чтобы прошлое осталось в прошлом. Почему же сейчас нахлынуло вновь? Без заглюков вечной паранойи Ган ничуть не походил на служаку закона. Скорее на преступника или тоже беглеца. Бежать можно от многого: от любви, славы, непонимания, горя, одиночества и даже самого себя. Последнее — не вернее ли всех? Парень с розовой косичкой на «Марлине». Иной рассмеялся бы, а Кейджи захотел бы встретиться. Уже — на свою голову... Ган облизал пересохшие губы, и захотелось пробежаться по ним своими. Вместо этого Кейджи отзеркалил жест.

— Живем как на пороховой бочке, не зная, когда рванет. Вроде всё тихо-мирно, а — бац! — и летит к чертям. Как эти — Помпеи. Страшно и будоражит. До трагедии любая стихия завораживает, а уж разбушевавшаяся — в разы. Все радуются «плевкам» потому, что это оттягивает настоящее извержение. Понимаешь, да? Как поставить заплатку в надежде, что дотянешь до следующего города, до следующего, мать его, года. Тянет, родная, — замечательно, прекрасно. А когда поломка происходит по пути, ругаешь недобросовестного мастера. Ах, ну как так, почему так получилось... На плечи других всегда легче перекладывать свою вину. Так вот. Ты ворвался в мою стабильную жизнь, да так, что устоять невозможно, в каком контексте ни возьми. Внеплановое извержение. Еще и землетрясение в придачу. Без предупреждения и пощады. Что мне с тобой таким делать, Ган?

— Брать. В каком угодно контексте. Я готов взять всю ответственность на себя, — Ган прищурился кошкой и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Блюда он назвал сытные и вкусные, умудрившись угодить Кейджи: мясо с кровью под гранатовым уксусом с зеленью. Себе взял птичку. Из напитков — пиво, добро!

— Предложение заманчивое, конечно...

— «Но я тебя совсем не знаю, да и ты меня тоже»? Или снова песнь про теплое местечко? Ваши ли это слова, мысли и желания?

— А чьи еще? Чужими не располагаю. За меня не додумывай только. Есть причины, по которым сорваться в ночь навстречу неведомому уже не мой вариант. Хотя меня ничего здесь особо не держит. Механик я в городе не единственный, особым имуществом не владею, семьи нет...

— Я знаю.

— И что скажешь: блажь?

— У каждого свои тараканы и скелеты в шкафу, — Ган повел плечами, будто стало зябко, а стоило Кейджи тронуть его ладонь — холодную и узкую, — уставился на Кейджи не мигая. — Хочу узнать вас поближе.

— В таком случае... О, спасибо, — Кейджи убрал руки, давая возможность официанту поставить блюда. И чуть сразу не впился в свой кусок мяса. Даже рот раскрыл. Только Ган мешал настойчивым свербящим взглядом.

— В таком случае — что?

— Тебе точно придется задержаться в нашем городе подольше. Хотя бы на неделю, — вооружившись ножом и вилкой, Кейджи все-таки атаковал стейк. — Ммм, отлично. Сочное, с корочкой и кровью по прожилкам... Как я люблю.

Кейджи почти ухомячил свою порцию, когда Ган, лениво ковыряющий птичку, наконец обронил.

— Я согласен. Ради вас — согласен.

— Что ж, — Кейджи вытер губы и не сдержал усмешки. — Тогда стоит позаботиться о пристанище для твоего Твиггза после мастерской. У меня есть кое-что на примете.

***

Вагон стоял на отшибе и смотрелся настолько инородно, насколько может смотреться вагон посреди пожухлой травы и потрескавшейся почвы. Добротная махина, покрытая ржавчиной и мхом, стоявшая чуть под наклоном, так, что вход практически равнялся с землей. Жить здесь было банально опасно, а еще жутко холодно. Но для ремонтных экспериментов подходило более чем. Кейджи вагон достался практически за бесплатно. Большее количество накопленных средств ушло на внутреннее обустройство. При том, что пришлось помотыляться, выискивая списанное, но еще пригодное. На средствах и деталях Кейджи не экономил: один гнилой шуруп способен всё подгадить, разболтанный — другая история. В итоге по техническим характеристикам вагон не уступал мастерской. Кейджи водил сюда избранных мальчишек и девчонок, по-настоящему горящих и стремящихся достигнуть большего. Приводил и отдавал на откуп три-четыре машины, по которым плакала свалка. Если из груды металлолома собиралось полмашины — работать в мастерской будет добротно без особых перспектив, если одна машина — такому можно доверить свое дело и любой вид ремонта, а уж если две и обе на ходу — таким дорога в города покрупнее и на места повыше. Кейджи старался юных дарований обучать, испытывать и пристраивать, поэтому в общем и целом был спокоен за автосервис города и близлежащих населенных пунктов. Несколько раз Кейджи приходили официальные благодарственные письма, которые он безжалостно сжигал. Важнее и ценнее оказывались открытки, разноцветным ворохом наполоняющие почтовый ящик. Фломастерами и цветными карандашами теснились на них строки и рисунки, с любовью оказывались обведены мгновенные фото. Открытки Кейджи бережно перебирал и помещал в специальную коробку. Смешные с ошибками признания и крупно выведенные «спасибо» грели душу, и отчего-то слезились глаза. А вот своего дня рождения Кейджи тайно немного боялся. Хотя научился увиливать от вопроса «когда», дети всё равно вызнавали. И постоянно завешивали всё дурацкими украшениями и заваливали подарками. Даже вагон изрисовали граффити, напоминающими внутренности машины с яркими цветными всполохами. Ган завис возле этого граффити и провел ладонью по причудливым линиям. Улыбнулся вдруг, прикрывая глаза.

— С хорошим чувством рисовали.

Кейджи дернул бровью и, повозившись с замком, распахнул дверь.

— Добро пожаловать в тайное убежище.

— Автолюбителей?

— Свихнутых на машинах.

Изнутри ожидаемо повеяло пронзительным холодом. Кейджи поежился и дал рукой знак подождать. Первым ступил под темный покров — ноги тут же лизнул стылый туман. Мистика просто. Кейджи всё облазил и заделал, каждую щелочку замазал толстым слоем. От работы, гудящей аппаратуры и шумной толпы становилось даже жарко. И всё равно за время отсутствия помещение выстужалось насквозь.

Кейджи дернул рубильники, пробуждая электричество. Зашуршали вентиляторы и моторы. От вспыхнувшего рассеянного света по углам неохотно разбежались тени, затаиваясь. Пусть их. Главное, чтобы не пакостили. В вагоне царили образцовый порядок и запустение — текущий сезон одаренных не завез. Сначала Кейджи расстраивался, а потом решил: всему свое время. В самом начале тоже никто особо не блистал, зато на следующий год целая группа гениев собралась. Ради них и пришлось напрягать мозг, что бы такого устроить-обустроить. Кстати тогда на глаза попалось объявление о продаже списанного вагона. Гонял он по частной железной дороге без устали и выходных лет десять. Курсирующих из сельской местности в город и обратно хватало. Кому по работе, кому за продуктами, у кого семья, у кого, повинуясь моде, лошадь или корова. В итоге вагон слетел с колес, благо, во время торможения. Починка и апгрейд обошлись бы в стоимость нового вагона. Но всё равно хозяин отдраил чуть не до блеска, помог с транспортировкой и долго стоял, обнимая бок. И сказал лишь одно в ответ на «Не жалеете, что отдали?» — «Я рад, что он еще послужит на благо людям».

Сейчас отсутствие юных дарований даже радовало. Сложно было бы отогнать их от «Марлина» и еще сложнее — запретить строить глазки Гану. Ган, застывший в проеме, пока Кейджи смахивал пыль и паутину, снова напоминал инопланетянина на выходе из НЛО, будто решающего: сдалась ему эта Земля или лучше рвануть обратно в космос. Хрупкий на вид, но гибкий и хищный, что он привез с собой: новые открытия или смятения?.. Пока хватало и того, и другого. Хотя они толком друг друга не знали, не отпускало чувство, что встреча их не случайна. Слишком уж ловко Ган влез под кожу. А отгородиться и закрыться — не получалось. Чуялось: подобно сквозняку всё равно проберется куда захочет.

Одна из лампочек вдруг мигнула — стоило заменить. Будто встряхнувшись ото сна, Ган, наконец, вошел внутрь и медленно закружился вокруг, осматриваясь. Интересно стало, как Ган видит вагон: простым рабочим пространством или...

— Здесь бывает оживленно, верно? Чем-то напоминает мой клуб любителей запрещенной литературы. Снаружи — обшарпанный склад, а внутри — место, названное вторым домом. Мы обсуждали там самые скандальные книги и статьи разных времен. Что-то казалось смешным для современных реалий, что-то — до сих пор жутким. Мы засиживались там до глубокой ночи, а порой и до утра. Шли на учебу возбужденные, остатки жарких споров еще срывались с губ, а глаза блестели, и учителя хмурили брови, вызывая нас к доске. Все мы отвечали уроки блестяще и бесили тем еще сильнее.

— Коварно, — Кейджи расслабился и отдернул шторки, прячущие фото с Кейджи и ребятней. — А я учился плохо и чхал на это. Моей главной школой стали улица и янки.

— Расскажи, — Ган склонил голову к плечу, так легко соскочив с вечной вежливости, что Кейджи даже растерялся.

— Да что рассказывать? Всё стандартно. Проверка себя и дружбы. Чего ты стоишь перед лицом опасности, кто окажется за твоей спиной в трудный час. Драки делали нас стойкими, верткими и закаленными. Дерзкими. Мы не боялись быть ярче других. Не боялись быть счастливыми здесь и сейчас. Не боялись бросать вызов вершинам. Жили на полную катушку, сумасбродно, лихо и пьяно. Лучшее время.

— Что-то разве изменилось?

— Я стал взрослым? — Кейджи тронул пальцами коллективное фото, где, взявшись за плечи друг друга, он с ребятней счастливо скалились в камеру, и развернулся. Ган — в длинной облегающей майке, узких джинсах и берцах — выбивался из обстановки, выбивал из колеи. Снова касался того, чего Кейджи не хотел бы поднимать на поверхность, о чем давно запретил себе думать. — И научился многое усложнять. Торчу с тобой здесь, например, а не трахаю тебя на заднем сиденье твоего Твиггза на безлюдном участке между префектурами.

— А хочется? — Ган подошел вплотную и положил ладони Кейджи на плечи: с потусторонним темным взглядом и вишневыми губами. — Хочется трахнуть?

Кейджи сглотнул. Быть честным с собой и другими он еще не разучился. Порой его за это ненавидели, чаще — уважали.

— Да. Но точно не в этом месте. Слишком много других воспоминаний — и вообще.

— Хорошо, — Ган приблизился, щекоча дыханием губы. — Только не отказывайте себе в более подходящей обстановке.

Мимолетный поцелуй стрельнул разрядом тока. Ган отошел сразу же к полкам и принялся перебирать лежащую на них мелочевку идеальными руками. Нереально красивый. Вопреки собственным словам, Кейджи, закусив губу, еле сдержался от заваливания его на узкий диван.

— Эти вещи оставили те, кто на фото?

— На память, — голос Кейджи предательски сел, и пришлось прокашляться. — Пора возвращаться, если хотим успеть закончить с мостом и пригнать Твиггза сюда до разгара следующего дня.

— Твиггзу здесь понравится, — Ган улыбнулся и мелко задрожал, наверняка предвкушая, как снова сядет за руль. Кейджи ждал тоже.

***

— Эй, Кей! Кей! Открой! — Тошиба настойчиво барабанил в дверь, отгоняя остатки причудливого сна: будто Ган тянул из груди Кейджи разноцветные нити, запутывался в них и терялся за тугими переплетениями.

— Что такое? — голова гудела, словно с похмелья. Кейджи схватился за стрельнувшие виски и с трудом оторвался от подушки. Спать ложиться всё же надо вовремя, а не в пять утра... При спаивании обнаружились мелкие дефекты металла и пришлось еще раз шлифовать, прежде чем в буквальном смысле собирать мост по частям, всё по двести раз вымеряя, чтобы сошлось, сохранилась балансировка деталей и сцепление с блокировкой работали в совершенстве. Задний мост «Марлина», полностью восстановленный, также напоминал инопланетянина, одноглазого, с вытянутой мордочкой и растопыренными конечностями. Пока Кейджи подсоединил колеса и пружины, уже вовсю брезжил рассвет. Финальная установка конструкции заняла еще с час. Наградой за все труды стало охуенное чувство обуздания зверя. Домой Кейджи ввалился с чувством глубокого удовлетворения и, донельзя довольный собой, брякнулся спать прямо в одежде. Отдохнуть удалось недолго. На часах едва перевалило за десять.

Тошиба просочился сразу же стремительным ужом и, сам щелкнув замком, сполз по двери вниз.

— Совладелица «пчелки» притащила журналюг и собрала возле нашей мастерской митинг с плакатами.

— И? — Кейджи с силой провел по глазам, борясь с мороком.

— Она требует тебя.

— И?..

— У нее есть какая-то статья и фотографии, якобы обличающие тебя.

— Это когда на меня пытались педофилию повесить за то, что дети со мной проводят больше времени, чем с родителями? — Кейджи нахмурился: прессе, особенно желтой, многого не требовалось, но пересудов вокруг своей персоны припомнить не получалось, кроме случая пятилетней давности, когда из-за одного озабоченного папани к Кейджи не пускали учеников, а те все равно просачивались и вставали вокруг стеной, защитники-автомеханики. — Адвокат тогда хорошо всё вырулил. Да и показания юных дарований оправдали меня по всем статьям.

— Нет, другое. Дело десятилетней давности. Что-то про проданную паленую тачку.

Кейджи мигом окончательно проснулся.

— Это что за херня еще? Я раньше ремонтировал тачки для продажи, да, всё предельно официально и чисто, лично документы перебирал, к чему мне пачкаться в дерьме?

— Я в тебе не сомневаюсь, Кей, — Тошиба устало зачесал волосы назад. — Но толпа, увы, внушаема. Дамочка такую пургу несет, ей-ей. Ученичков твоих упомянула в контексте, что ты растишь будущих профессиональных взломщиков.

— Здрасьте, приехали.

— Это надо остановить, Кей. Срочно. Ты выстоишь, я знаю, но если начнут мелких гнобить...

Кейджи стиснул челюсти и кулаки.

— Дай плеснуть в лицо водой и закинуть что-нибудь в рот.

— Каждая минута на счету, Кей, — Тошиба неуклюже поднялся и, качнувшись, схватился за косяк, чтобы не упасть. Рукава его флисовой рубашки оказались засалены и в разводах машинного масла. — Мне удалось обмануть зевак, что ты занят в мастерской, только сколько у Кейты получится их дурить, неизвестно. Благо, имена у вас похожи. В отличие от всего остального...

— Понял, — Кейджи жевал на ходу онигири и ловил ступней убегающие кроссовки. — Я готов.

Внутри ворочалось нехорошее предчувствие. В горле скопился горький ком. Десять лет назад Кейджи сбежал из родного города, где, в общем-то, неплохо устроился, сделал себе имя и лелеял мечту, набравшись опыта, развивать инновации, чтобы постепенно изменить подход и отношение к автосервису в корне. В определенной мере мечта сбылась, однако иным путем, да и безупречной репутация Кейджи быть перестала. Больше года он мотылялся по всей Японии, пытаясь найти себе место и везде чувствовал себя лишним. Только в этом городе удалось зажить спокойно, и всё равно призрак того, что происходило сейчас, бродил рядом.

В воздухе висела песчаная пыль, делающая всё кругом рыже-красноватым, и демонстранты стали видны лишь за сотню метров. На плакатах красовались надписи «Долой беспредел!», «Хватит обманывать честных людей», «Знай свое дело!» Кейджи-то свое дело знал, а вот собравшимся явно было делать нехуй. Очень хотелось крикнуть подобное, тем более что паре человек из общей кучи Кейджи помогал с мелким ремонтом и честно предупреждал об уязвимых местах, а те отшучивались, откланивались, ну, их дело. Как загонять машину — всё нормально, а отремонтировать как следует — денег резко жалко. Дешевле, конечно, купить новую подержанную тачку и так же ее «убить». Кейджи ненавидел подобных владельцев. При совсем безнадежном случае отказывал в обслуживании, пару малышек выкупил и воскресил. Всех слать и всех спасать, увы, не получалось. Взвесив план в голове, Кейджи забрался наверх ступенек. Смерил толпу насмешливым презрением. Сощурился на небо — серо-розовое. Сразу вспомнился Ган. Кейджи надеялся: тот остался в гостинице. Не нужно ему это дерьмо.

— Вот он, вот он! — журналисты ринулись черной рекой камер и микрофонов. Галдящие и гадящие чайки...

— Куроки-сан, вас можно назвать перегонщиком?

— Говорят, из-под полы вы торговали нелегальными товарами?

— Вы правда сбежали из-под стражи, не предоставив доказательств собственной невиновности?

— Чем вы объясните данный Анеки Хирои отказ в ремонте «бии таун»? Всё из-за прибывшего в город «лэнд краузера»?

— Нет. Просто «бии таун» трухлявое ржавое корыто, и я могу доказать это как профессионал, — про себя Кейджи порадовался, что успел отогнать Твиггза в вагон. Могли ведь и покоцать...

— Но ведь это память о покойном отце. Почтительность дочери восхищает.

— Могу помочь увековечить в виде памятника. На большее эта «пчелка» не годна.

— Анеки Хирои утверждает, что в другой мастерской охотно взялись за ремонт, хотя и попросили деликатно крупную сумму.

— Да ясен пень. Всё подтянут, почистят, краской зальют. Полгода, быть может, она и протянет при аккуратной езде, а потом развалится прямо во время променада по городу.

— Полгода — срок немалый.

— Ага, только если к обозначенной крупной сумме, отбаханной за ремонт, прибавить еще чуть, получится стоимость машины из автосалона.

— Неужели так много?!

Кейджи пожал плечами.

— К слову о почтительности: за сдачу на металлолом хватило бы средств отремонтировать школу, в которой работал отец уважаемой госпожи. И на вашем месте я бы проверил, не страховал ли недавно Анеки Ясуши, муж уважаемой госпожи, свою жизнь и не болтается ли он прямо сейчас в петле у себя дома.

В толпе зароптали-загудели, через пару минут кто-то завел мотор. Журналисты перекинулись на совладелицу, поднявшую весь кипиш, с неудобными вопросами. Вот так-то. Сила обернулась против неумелого лидера. Змея подавилась собственным ядом. Раздавить подобных было легко. Единственное, что Кейджи смущало, — что за статью и фотографии та упоминала?.. Но с этим можно разобраться и попозже, когда поутихнет. Для начала следовало найти и предостеречь на всякий случай Гана.

***

— Он выписался, — управляющая гостиницей красила ногти лаком и на Кейджи стрельнула короткий равнодушный взгляд.

— То есть как?..

— Обыкновенно. Сдал номер и ключ, собрал вещи и ушел.

— Куда?

— Понятия не имею, — управляющая даже от ногтей оторвалась. — Вы с ним больше всего времени проводили, вам лучше знать, где искать.

— Ган точно не оставлял записки? — Кейджи навис над стойкой и нахмурился.

— Точно, — управляющая отвернулась, разглядывая ногти на свет. — Ну вот, смазала.

Кейджи цыкнул, передергивая плечами. Мелкие мести и пакости самые поганые. Ган должен был оставить какой-нибудь знак! Иначе... иначе к чему был тот шепот в вагоне и откровения?.. Может, к вагону Ган и направился, желая поскорее соединиться с Твиггзом? Только смысл в этом, если ключи у Кейджи: и от вагона, и от «Марлина». Да и добираться до вагона не так-то просто, особенно когда в городе впервые. Не успел же Ган изучить всё досконально за четыре дня, тем более что пару из них чувствовал себя хреново. Логичнее всего ему было встретиться с Кейджи. Поскольку его адреса Ган так и не узнал, проще всего виделось дождаться в гостинице. А тут выясняется, что с утра пораньше Ган сорвался в неизвестность. Что его побудило? Что встревожило? Управляющая, может, и не представляла из себя самое приятное существо, однако однозначно казалась лучше совладелицы «пчелки». Вспомнив об этом, Кейджи максимально припомнил лица в толпе — Гана среди них точно не затесалось.

На улице мелко крапало: пользоваться зонтом смысла не было, но к моменту, как добрался до вагона, Кейджи ощутимо промок. Волосы липли к шее, одежда — к телу. Не слишком приятно. Так еще и возле вагона, и, предсказуемо, внутри Гана тоже не обнаружилось. Ни примятой травы, ни бычка, ни записки. Вагон стоял нетронутым, надежно охраняя Твиггза. В салоне Твиггза обнаружились две спортивные сумки на заднем сиденье, которые вроде бы там и стояли. Кейджи больше под брюхом валялся, чем оценивал кожаную обивку, а вез вообще в состоянии эйфории. Осмотрев сейчас, заметил, что обстановка в салоне создана с заботой и любовью. Чисто, с легкими потертостями от времени, пахло кедром и чем-то ягодным. В одной сумке свернутой колбасой томился спальный мешок, из другой торчали шмотки. Вглубь Кейджи лезть не стал. Ган вряд ли бы одобрил поползновения сверх меры и копание в его личных вещах. Хотя сам готов был отдаться и допустить к себе очень близко. Сказанное в прошлый раз вдруг вспыхнуло ярким образом и ударило волной возбуждения. Стиснув в кармане связку ключей, Кейджи отогнал желание отправиться на поиски Гана на Твиггзе, чтобы, найдя, сразу рвануть прочь без мыслей и сожалений. Давно на Кейджи не нападало подобных наваждений...

Куда ноги понесли этого инопланетянина? В кафе? Ну, как вариант. Откопав полотенце и дождевик, Кейджи как мог вытерся и экипировался, готовый шерстить город дальше. Одно утешало — без Твиггза Ган не сбежит.

По дороге Кейджи перехватил Тошиба звонком с коротким: «Дуй в мастерскую. Дело есть». Делом оказалась — что за проклятье — «бии таун», не та, из-за которой случился сыр-бор, другая, явно поновее и пошустрее. Кейта растерянно стоял перед распахнутым капотом и чесал гаечным ключом в волосах.

— Что не так? — Кейджи содрал с крючка перчатки и рабочий фартук, который нацепил поверх дождевика: конструкция получилась та еще.

— Всё так... — Кейта протянул задумчиво и пояснил: — Всё в норме, мотор, стаб и цепь в образцовом порядке, контакты подключены, клапаны прочищены. Но при старте слышен странный звук, будто глухой одиночный щелчок. Это не граната, не форсунки и не дизеление точно.

— Сцепление и амортизатор проверил? — Кейджи опустился на колено, бегло оглядывая днище.

— Первым делом! С топливом тоже всё ок.

Кейджи прощупал днище, посветил поданным фонарем — хоть на продажу выставляй. Пошатал на пробу коробку передач. Колебание наблюдалось. Почти незаметное, но внимание обратить стоило.

— Проверяй болты. Все. Особенно у стаба. И пружины посмотри, — Кейджи поднялся, отряхивая руки.

— Спасибо, Кей-сан! — Кейта низко поклонился. — Если вам что нужно, я всегда...

— Инопланетянина не видел?

— Кого? — Кейта захлопал глазами, вытянув шею.

— Владельца «краузера», — Тошиба крякнул и потянулся. — Так ведь?

— Да, — Кейджи, стянув, перекинул фартук через локоть. — Из гостиницы он выписался, а куда потом делся, неизвестно. Я не против присвоить «Марлина» себе, но...

— Погоди, он ведь так и не заплатил за ремонт, я прав? — Тошиба насупил брови и замахал блокнотом с вложенным в него ручкой. — Уж не решил ли он нас надуть и улизнуть?

— Вряд ли. И мимо меня всё равно Твиггза не увезет.

— На данный счет, Кей, уж прости, я в тебе сомневаюсь. Тот глазками поведет — и ты уже выше головы прыгнуть готов.

— Есть ради чего прыгать.

— Ладно, скажу по-другому: ты ведь и убьешь за него.

— С чего такие выводы? — Кейджи скрестил руки на груди, сминая фартук.

— Ты так ни на одну женщину не смотрел, Кей... Только на роскошные тачки. И уж тем более не показывал вагон ни одному приезжему, даже тому корреспонденту, который про вас статью большую и восторженную настрочил «Дело, достойное примера».

Кейджи криво ухмыльнулся. Писакам он не доверял. А Ган... просто ни в какие рамки не вписывался. Непохожий ни на кого, таинственный и очень красивый — инопланетянин...

— Эй-эй, вы чего? — Кейта натянуто улыбался, метаясь между Кейджи и Тошибой, и короткими прикосновениями будто пытался уменьшить скопившееся раздражение. — Близко я не знаком с тем парнем, но мельком видел на рынке вчера, столкнулись у одной палатки, он показался мне вежливым. А еще он подал мне уроненные часы. Я и не заметил, как они соскользнули с руки! Плохо ремешок затянул с утра, всё хотел поправить и забывал. Поэтому, думаю, Тошиба-сан, вы зря в нем не уверены. И на Кей-сана всякое наговариваете... У Кей-сана рука, конечно, тяжелая, но убить человека — это уж слишком.

— Убить на самом деле очень легко... — Тошиба обронил тихо, и обрывками вспомнилось про какую-то военную кампанию, куда тот записался юнцом в добровольцы, ну и столкнулся с «прелестями» войны. Тошиба рассказывал всего раз по пьяни сквозь рыдания, но впечатлений хватило надолго. — Но, надеюсь, Кейта, ты прав.

— Вчера на рынке... Это во сколько?

— М, около пяти-шести вечера, — Кейта побарабанил по ключу и активно закивал. — Да, точно. Многие палатки уже закрылись, осталась горстка то тут, то там.

Кейджи прикинул: сразу по возвращению от вагона, значит, пошел закупаться.

— А у какой столкнулись?

— С орехами и сухофруктами. Тот парень взял себе кулек фисташек и апельсиновых, кажется, цукат, а я долго выбирал.

— Ясно. Спасибо, Кейта. Моя помощь больше не нужна? Пойду отдохну. Не работал, а умаялся как черт, — Кейджи провел по лицу, правда испытывая упадок сил.

— Вам спасибо! Хорошего отдыха! — Кейта махал обеими руками, мальчишка. Из первого потока юных дарований.

— До встречи, Кей, — Тошиба устроился за своим столом, и в тоне и взгляде его промелькнула сталь, будто приказ отдавал.

Кейджи поклонился и быстро вышел. В кафе больше идти не хотелось. Нет смысла искать того, кто не хочет найтись.

***

Дождь больше не моросил, но повсюду виднелись его следы: темными пятнами на асфальте, потеками на стеклах, бисеринками на листьях, линиями на перилах. Крыши домов по кромкам горели красным — закат приблизился стремительно, поглотив день, прошедший практически впустую. Пусть бы завтрашний выходной не принес эксцессов. Разрешать их — крайне утомительно. Родной дом манил обещанием тепла и покоя. Но вставив ключ в замок, Кейджи понял, что рано расслабился: дверь оказалась открыта. Окна, судя по гудению ветра, тоже. При этом комната тонула в сумерках, еще ярких и окрашенных в пепельно-розовый. Кейджи пожалел, что под рукой нет монтировки, и, подкравшись по стеночке, рывком врубил свет, первым же зажмуриваясь.

— С возвращением, — Ган сидел на кровати в смешной пижаме, тоже уставший, мокрые пряди обрамляли заострившееся лицо, под глазами залегли тени. — Прости, что ворвался без приглашения.

Его сумка ютилась у спинки кровати. Ботинки — на сушилке.

— Где ты был весь день? — Кейджи еле удержался от того, чтобы не растянуть ноги прямо на полу.

— Везде и нигде, — Ган усмехнулся остро и горько. — Я услышал про утренний инцидент и примерил шкурку одного из зевак. Муж совладелицы в петлю не влез, но таблеток и угольный брусок прикупил. Твое предположение о страховке оказалось верным.

— Тебя же не было возле гаража.

— Народ гудел. И репортеры громко скандировали. Добавилась вероятность, что жену господин Анеки собирался утянуть за собой на тот свет. В качестве компенсации за все вытрепанные нервы.

— Я его понимаю, — Кейджи все-таки добрел до кровати и плюхнулся — Ган даже не пошевелился. — Я меньше получаса с ней общался, а уже захотел шею свернуть. Башка никакая.

— Верю.

— Ган... — Кейджи набрал в грудь воздуха и все же спросил: — А не гудел ли народ про статью и фото?

— Если с обнаженным тобой, я первым встану в очередь, — в голосе Гана слышалась улыбка.

— Извращенец, — Кейджи мазнул рукой по чужому колену. И медленно повернул голову, разом осознавая ситуацию. Они вдвоем сидели на кровати, Ган явно недавно из душа, а под пижамой у него наверняка нет белья. — Только зачем тебе фото, когда можешь увидеть воочию?

— Могу, — Ган кивнул и полуобернулся, пробежался пальцами Кейджи по губам, и Кейджи перехватил руку, дергая на себя.

Только в висок вдруг стрельнуло с такой силой, что Кейджи стиснул зубы и схватился за волосы. Ган быстро поднялся и вернулся с водой и таблеткой. Буквально втиснул в рот и помог запить, придерживая за затылок и массируя. Боль потихоньку отступала, вернее — растеклась по всей голове.

— Ложись спать. Наутро станет легче, — Ган потянул футболку Кейджи вверх без всякого подтекста. А Кейджи точно устал, никак не реагируя. Хотя подмять Гана под себя в такой ситуации ничего не стоило бы. Стянув и штаны, Ган отступил, а потом, будто взвесив «за» и «против», снова шагнул вперед и увлек Кейджи в поцелуй, не глубокий, но чувственный.

— Спи.

Кейджи бы возразил, что спать ему расхотелось, но на веки навалилась свинцовая тяжесть, звуки притупились, мысли сделались вязкими, пока не наступили блаженная тишина и провал в густую темноту.

***

Кейджи проснулся удивительно бодрым, хотя встал как на работу. Тем приятнее нежиться и понимать, что никуда не надо бежать. Под боком растянулся котом Ган. Казалось, в прошлой жизни Кейджи с кем-то так проводил ночь. Доверяя без задней мысли и сохраняя полное спокойствие. Будто знал Гана очень-очень давно. Хотя даже имя оставалось загадкой. Но о том же Кейте чуть не подробная биография имелась, только с ним Кейджи не стал бы делить постель, и дело не в статусе учитель-ученик. Просто... Кейта не был инопланетянином. Ган во сне напоминал безупречную скульптуру. Мягкие волосы чуть вились на концах, придавая вид безмятежной невинности, но длинная челка цеплялась за серьгу-кольцо, намекающую на дерзость и хулиганистость. Сочетание несочетаемого. И внутри еще тысяча граней. Кейджи, не удержавшись, потерся носом о макушку. Пахло его шампунем, и внутри от этого всё подобралось. Не то чтобы предельно личное — ученики и вещи одалживали, случалось, — но очень домашнее.

— Ган, просыпайся, — Кейджи слегка потряс за плечи, и Ган сразу же распахнул глаза. Настолько ясные, что закралось подозрение, а спал ли он вообще.

— Доброе утро, — Ган обвил шею Кейджи руками, навалил на себя и только тут проморгался. — Вижу, восстановление прошло успешно.

— Как новенький!

Ган боднул Кейджи в плечо, огладил спину, переплел ноги — и улыбнулся счастливо. Кейджи, задохнувшись на миг, поймал эту улыбку в поцелуй, постепенно углубляя. Ган покорно открыл рот и чуть откинул голову назад, словно призывая ни в чем себе не отказывать. Только дурак бы отказался! С трудом оторвавшись от губ и спустившись языком по линии шеи, Кейджи провел цепочку поцелуев за ухо, руками слегка надавливая на горло. Ган задышал прерывисто и полуприкрыл глаза, поерзал, отцепляя пальцы Кейджи и ведя в вырез пижамной рубашки. Кожа его ложилась под пальцы гладкостью и прохладой. Удивительно для летней духоты. Ган вообще удивительный весь.

Пока Кейджи сражался с пуговицами, Ган не отрываясь смотрел, и это возбуждало до зуда. Какое-то познание собственных границ желания... Тело Гана оказалось таким же точеным, как и лицо. Кейджи прикасался губами и оставлял отметины, лишь бы убедиться, что живое и настоящее. Ган с жаром наблюдал и дышал с присвистом. А еще кружил по плечам Кейджи, тоже, кажется, залипнувший. Работа в гараже неплохо прокачала мышцы. Да и раза в неделю в тренажерке хватало для поддержания формы. Растечься Кейджи не вдохновляло. И впечатляло кого надо. Гана вот протащило. Он даже издал подобие задушенного писка, когда наткнулся на напряженную жилу. Неземное существо, покоренное силой. На время, по крайней мере, точно.

Утопив язык в пупке, Кейджи подбородком уперся в резинку штанов. Медленно потянул вниз, посыпая живот поцелуями. Ган приподнял бедра, облегчая задачу. Он действительно спал без белья... Кейджи потерся щекой о полувставший член, поймал губами головку, и Ган всхлипнул. Прекрасно. Пососав лениво, Кейджи оценил влажно блестящую головку и прижал член ладонью к животу, большим пальцем лаская перешеек мошонки. Ган задрожал мелко-мелко, на лбу выступил пот. Кейджи держал крепко, мешая проснувшейся жажде активности. И то дразнил яички, то просто собирал в горсть, сжимая, то вообще свободной рукой вел по внутренней стороне бедер. Ган пятками колотил по ногам и заднице Кейджи, пока, поняв бесполезность затеи, не растянулся на постели. Застыл подобно мумии фараона. Только грудь вздымалась и с губ срывалось мычание, когда Кейджи, смещая хватку, задевал головку. Вернув себе относительный контроль, Ган скользнул ладонями к своему паху, чтобы, миновав замок из пальцев Кейджи, пробраться к своему анусу. Надавил, вводя, лишь чуть сморщившись, и стал кружить спиралью и восьмерками, растягивая стенки. От зрелища в мозгу перемкнуло: настолько отточено плавные движения, как у про порно-актера, но без всех этих ужимок, кривляний и «полных страсти» взглядов в камеру. Взгляд Гана казался потусторонним, не здешним. Засмотришься — и провалишься в иную Вселенную. А затем Ган выгнулся, свободно проникая в анус двумя, а затем и тремя пальцами.

— Охуеть, — Кейджи облизнул пересохшие губы. Встало до боли. — Ты охуенный, Ган.

Кейджи перехватил его за бедра и, сев на колени, потянул на себя. Собрал языком выступившую смазку, потерся щекой о твердый член. Направил свой, проходя сопротивление мышц, обхватывающих плотно. Застыл, привыкая к ощущениям и подрагивая. То ли из-за долгого перерыва, то ли из-за устроенного мини-шоу протащило нереально. Всё внутри пульсировало, словно Кейджи стал вулканом с кипящей в нем лавой. А Ган смотрел, подстегивая. Поднялся на локтях и устроился сверху. И с шальной улыбкой начал двигаться. Катализатор, блядь. С каждым толчком Кейджи погружался в черную дыру, из которой, казалось, нет возврата.

***

— Хочу увидеть Твиггза, — Ган навис над Кейджи и, чмокнув, поднялся и стал одеваться.

— Прямо сейчас? — Кейджи, распластавшись по постели, не испытывал ни малейшего желания шевелиться. — Хотя прекрасно понимаю твое желание, дай хоть в себя прийти.

Ган застыл, склонив голову к плечу. Присел на край постели.

— Старость не радость?

— Да иди ты, — Кейджи лениво швырнул подушкой, и Ган легко перехватил.

— А если правда пойду, что будешь делать?

— Валяться, — Кейджи не скрыл удивления. — Я вроде не похож на психа, держащего жертву взаперти, да и ты взрослый мальчик. Раз уже нашел мой дом, не потеряешься. Как, кстати, ты забрался внутрь? Через окно?

— Защелка одна оказалась неплотно загнана. Остальное дело упорства и техники.

— Соседи на шум не повыползали?

— Я действовал тихо, — Ган, отвернувшись, перетряхнул джинсы и выудил перочинный ножик: тонко и остро блеснуло лезвие, показавшееся молниеносно.

Кейджи резко потянуло проверить все замки. Похоже, со взломом Ган не испытывал особых проблем. Так и вагон вскроет, хотя защита там хорошая и хитровыебанная.

— Ты опасный парень, Ган. Значит, пойдешь?

— Сразу, как кончится дождь, — Ган осторожно сложил и убрал ножик обратно, и за окном действительно полило сплошной стеной.

Обещание Ган сдержал. К тому моменту и Кейджи очухался, даже сбацав обед и впихнув в Гана — ел тот по чуть-чуть и с паузами, подобно аллергику или просто слишком разборчивому в еде. Но на стряпню Кейджи еще никто не жаловался, все только нахваливали. Кейджи, не выдержав, буркнул: «Не нравится, не ешь», на что Ган покачал головой: «Отвык от больших порций и домашней пищи. Случалось по несколько дней только сухофрукты да вяленое мясо жевал». Тут же вспомнился рассказ Кейты про поход на рынок — вот к чему покупки! Привычка — вторая натура. Хрен искоренишь. И все-таки в конце концов Ган слопал всю тарелку. Погладил себя по животу, прикрывая глаза и смеясь: «Теперь мне время потребуется». Но к моменту, когда Кейджи помыл и поставил на место посуду, ждал у выхода.

— Не терпится так? — Кейджи, натягивая кроссовки, пошатнулся.

Ган поймал — и поцеловал, сам распластавшись по двери, но перехватывая инициативу, покусывая губы и кончиками пальцев поглаживая кожу над поясом шорт. Большого труда стоило оторваться от него.

— И что за нападение?

— Благодарность, — Ган улыбнулся призрачно и сбежал на улицу раньше, чем Кейджи успел перехватить с желанием швырнуть на постель. Каков засранец.

Колючее возбуждение подбрасывало образы мести по возвращению. Ган еще выть будет...

У Твиггза, вопреки ожиданиям, они провели мало.

— Хочу оплатить ремонт.

— До завтра не терпит?

— Кто знает, что будет завтра...

Кейджи нахмурился. Не нравилось ему подобное. Ган хранил странное молчание и периодически застывал посреди улицы, на вопросы мотая головой. Обронил одно и то случайно:

— Пульс города бешеный.

— И что это значит?

— Привычное спокойствие скоро будет нарушено, — Ган казался предельно, даже пугающе серьезным.

Расплачивался он без лоска и пафоса. Только накинул сверху за оперативное обслуживание и трепетное отношение. Будто стебался. Хотя скорее проехался по эдельвейсам Тошибы. Мимоходом и для галочки. Всё внимание его было направлено на что-то другое — не слишком приятное. Ган то бледнел, то вздрагивал. И чем ближе подходили к дому, тем чаще. Кейджи устал его тормошить, держался рядом и курил вторую подряд сигарету. Горький дым успокаивал. Вспомнилась ученица, ярко чувствующая погоду и легко ее предсказывающая, чем выручала несколько раз. Однажды Кейджи позарез требовалось смотаться за радиатором в соседний город — она чуть не со слезами отговаривала. И Кейджи отменил поездку. А в вечерних новостях прочитал про оползень из-за разлившейся реки. Вероятно, Ган обладал похожим даром. Сложно было сказать: повезло ему или не очень. Любая способность призывает к ответственности.

— Что за... — Кейджи поперхнулся дымом.

По окнам и двери стелились зигзагами жуткие надписи: «Убирайся!», «Хвостом, подонок, накрылся и от закона скрылся», «Одолжи мне свою пушку, и я прострелю твою башку». И дурацкие стишки еще добавляли: «Чинит машины, ломает людей. Нужен ли городу мастер-злодей?» Ган со вздохом содрал листовки, поскреб маркерный след и отвел Кейджи в дом. После чего намочил тряпку, но быстро счел идею бесполезной.

— Можно баллончиками сверху замазать, — Ган задумчиво почесал крыло носа. — Пустим огненные всполохи, будет красиво.

— И символично, — Кейджи покачал головой. — Не думал, что кому-то настолько припекаю. Любить меня особо не за что, я говорю как есть и живу как хочу, но и до лютой ненависти не доходило.

— Максимум работа двух-трех человек, — Ган кивнул себе за спину. — И один из них явно совладелица «пчелки». Ты порушил ее гениальный сценарий, пусть в теории и спася тем самым этой женщине жизнь, но она готова узлом вывернуться, лишь бы отстоять растоптанную гордость. Таких крайне сложно остановить, если только не найти компромат, способный нанести еще больший урон ее положению в обществе. Или создать такой компромат...

— Трахнуть ее собрался? Я однозначно против. Да и ненавидит она тебя не меньше, чем меня.

— Зачем пачкаться самому, когда можно прибегнуть к помощи чужих рук.

— Это каких? — Кейджи поддался вперед и сцепил пальцы замком на колене.

— Окуниши Ишия. Маркетолог. Довольно успешный и известный. Пересекся с Анеки Хирои на курсах и увлекся ей. Поскольку оба связаны супружескими узами, встречи их редки и проходят под грифом инкогнито.

— А откуда ты-то нарыл инфу?

— Сплетни не берутся на пустом месте, а один инцидент всегда дает повод посудачить о других. В провинциальном городке сложно стать невидимкой, обязательно кто-нибудь что-нибудь да выяснит, увидит или услышит. Может, даже проследит... Мне кажется, текущая ситуация побудит госпожу Анеки искать встречи с любовником, желая утешиться в его объятиях.

— Ну ты загнул в поэзию. Но логика в твоих словах есть. Только что предлагаешь: ворваться прямо посреди бурного процесса с камерой наперевес и сразу пуститься в угрозы?..

— Фу. Нет. Ни вы, ни я не должны светиться.

— Не очень и хотелось, знаешь ли.

— Кейджи-сан, а среди ваших учеников есть те, кто отличается незаурядным любопытством и тягой к справедливости?

— Сразу забудь, — Кейджи повысил голос и передернул плечами. — Учеников я в это вмешивать не собираюсь, даже если они сами в очередь выстроятся. Одна помешанная не тот случай, когда стоит звать на помощь. Побесится — перестанет.

— Хорошо, — Ган на удивление покладисто пошел на попятную. — Но нужно что-то сделать с надписями. Слово «хуй» на заборе замечают чаще, чем «мир».

— Замажем всё белой краской.

— И больше ничего?

— Ну хочешь нарисуй радугу, пони и сердечки. Мне пофиг.

— Хорошо, — Ган дрогнул улыбкой. — Обязательно изображу что-нибудь милое. Хотя думал вообще про силуэты машин, едущих по дороге. Стильно и со смыслом.

— Машин точно не надо. Соседи задолбают просьбами «только посмотреть», а слать лесом всех заебешься. Если так тянет покалякать, лучше абстракция или природа.

— О, — Ган затеребил косичку. — Есть одна идея... Но тогда нам стоит сходить за краской. Зеленой, красной и серой.

— Креатив в жопе заиграл?

Ган развел руками, как бы говоря: с этим ничего не поделать, натура творческая, принимайте как есть. Будто у Кейджи был выбор. Хотя походу в строй-магазин он предпочел бы марш-бросок в постели, только поди останови готового к подвигам...

В конце концов Ган изобразил вулкан, вот-вот готовый к извержению. Ничего более символичного и пророческого не получалось представить. Стоило остановиться на пламени. Но жалеть уже точно было поздно.

***

— Не хочешь рассказать?

Кейджи ждал вопроса давно. Еще до начала всей этой лабуды. Изгаженные гуталином ступеньки, стилизованные под вестерн постеры «Разыскивается», процарапанная на мастерской надпись «Здесь работает обманщик» — мелочи, бесящие, подтачивающие нервы и мало-помалу срабатывающие против Кейджи. На него оглядывались на улице и в магазине, какие-то ушлепки подкарауливали у дома, но самое поганое — ему меньше стали доверять ремонта: «Пусть займется другой мастер, пожалуйста». Оброненное Тошибой «Толпа, увы, внушаема» воплощалось на глазах. Кейджи говорил себе «да чхать», будто первый раз мир против него, он никогда не был за. Внутри мастерской обязанности распределялись без лишних глаз и ушей, так что без дела сидеть не приходилось. Кого надо Кейджи осаживал и ухмылялся на размещенные в инете фото и видео со сценами драк. Кейджи выставляли чуть не буйно помешанным, якобы он нападал на «безвинных» граждан, гуляющих с арматурой в ночи, угу. Почему-то эта деталь смущала единицы, пудовые кулаки зато пугали без исключения. «Разве можно избивать до полусмерти, может, они просто пошутили!»

Кейджи стал чаще курить и грубее трахать. Ган позволял, болтал о чем-то отвлеченном после, куда-то уходил с утра. Покупал продукты и утягивал Кейджи готовить. В особо тяжелые дни уводил Кейджи к вагону, выруливал Твиггза, и они катались по дорогам, ведущим к близлежащим городам и пустынным окрестностям, любуясь вулканическими пейзажами. Буро-серые горы нависали грядой, из кратера каждой тянулся вверх сизый дымок. Никогда еще Кейджи так сильно не жаждал, чтобы вулканы проснулись и смели город к чертям. Пару раз тянуло попросить не возвращаться. Ган будто бы чувствовал, останавливал Твиггза на развилке, в лобовое стекло било закатное солнце, и салон тонул в кровавой дымке. И тогда Ган целовал так, словно вынимал душу. Вжимал в кожаную обивку, притираясь до одурения, жалил прикосновениями и взглядами. Максимально опустив сиденье, творил ртом над пахом что-то невообразимое и, вдоволь изгваздав всё слюной, вгонял по самые яйца. На утро Кейджи оказывался в своей постели с пустой, чуть звенящей головой и чуть саднящей задницей. Ган вел себя как обычно, казалось, уличить его в чем-либо невозможно, да не очень и хотелось. Хотелось утреннего секса и спокойствия. Если с первым проблем не возникало — при условии, что никому не приспичивало барабанить в окна и дверь, то второе стало мерещиться чем-то нереальным и недостижимым.

Данная Кейджи неделя протащилась по колдобинам и знатно изваляла в грязи.

Вопрос Ган задал, когда петлял между вулканами, давая возможность не смотреть в глаза и в то же время не отвлекаться на бытовое. Хотя при желании можно было залипнуть на его изящные руки, управляющие рулем играючи плавно, или на коленки, выглядывающие в дырки на джинсах.

— Даже не знаю, с чего начать. История вроде и длинная, но больше нудная.

— Начинай с начала.

— Прям совсем? — Кейджи ухмыльнулся, а Ган лишь пожал плечами, похоже, готовый слушать и про дворовые игры, и про рыбаков, угощающих пацанов рыбкой и самокруткой, и про бесчисленные стычки, пьяные дебоши, бегство из дома — лихая юность. Только Ган умный мальчик, наверняка представил уже в красках и подробностях жизнь Кейджи до «взрослой и самостоятельной». — Я увлекся машинами еще в старшей школе. У одного из наших батя был мировой: сам мастерскую отстроил, себе машину собрал, по соседству и знакомым за мизер помогал да нас помаленьку учил. Сынок без энтузиазма у него оказался, а я и еще парочка до ночи засиживались. Смотрели, впитывали, практиковались. Придумал он нам дело: выискивать брошенные или разбитые тачки и приводить в порядок. Ну стали шлындать по городу, когда нужное попадалось, старались связаться с хозяином и спрашивали, за сколько готов отдать. Кто-то относился снисходительно, кто-то явно заламывал цену, но попадались и адекваты. А уж стоило машинке попасть в мастерскую, начиналась настоящая работа. Тяжкая, скажу я тебе, муторная и мозг наизнанку выворачивающая. По сей день считаю, что лучшей школы для мастера не найти.

— Ясно теперь, почему ваши ученики трепещут, но благодарят без меры.

— Это ты когда успел с моими учениками языками сплестись?! Вот же коварный какой. Ладно, проехали. Набравшись опыта, я стал промышлять продажей таких вот отремонтированных машин. Какие-то находил сам, какие-то мне подбрасывали пацаны, какие-то пригоняли сами владельцы. Я так тачки надрачивал, что на меня молиться готовы были. Полное преображение. Никаких тебе ржавых корыт и помятых боков — как новенькие сияли. Продавал за приличные бабки, но и тратился прилично, и работал на совесть и честность. В конце концов открыл свою маленькую мастерскую. Клиенты потекли рекой. Дела пошли в гору. Зашивался порой, но молодость многое терпит. А потом явился один шапочный приятель. Из тех, что со всеми и ни с кем. Его все звали Гинта, — Кейджи передернулся, воскрешая в голове образ худощавого парня, почти всё время носящего серую толстовку с капюшоном, таскающего с собой бейсбольный мяч и рассказывающего городские легенды, чтобы в конце концов стать одной из них. — С порога заявил: есть одна малышка, посмотришь? Ну а мне чего, глянуть несложно, но за ремонт только после предоставления документов брался. Даже если знакомы сто лет в обед. Многие обижались и обрывали связи, и пусть их, я никогда не жалел. Гинта пообещал подвезти документы позже. Двое суток машина стояла в гараже, побитая, но на ходу. Гинта позвонил, извинился и попросил пригнать машину к его дому. Пять минут дороги. Пять минут! Перевернувшие мою жизнь... Пару раз Гинта вытаскивал меня в дупель пьяного из злачных мест да мяч с ним выбирались побросать, поэтому я согласился. А на полпути меня остановили легавые. Машина оказалась паленой по всем фронтам: мало того что украденной, так еще в багажнике нашлась сумка с оружием. На сумке позже обнаружили мои отпечатки — и понеслись допросы с пристрастием и психологическим давлением: свет в глаза, много резких звуков, отсутствие пищи и сна, — Кейджи мотнул головой: подобного унижения он не испытывал ни разу в жизни, разве только когда мать отлупила по пьяни да брат наседал по поводу яойной манги. Кейджи рано осознал, что мальчики привлекают его больше девочек. И не собирался ни скрываться, ни кричать об этом. Вокруг, словно отражая те дни, поднималась песчаная буря, хотя на душе хранилась странная притупленность. — По адресу, который я назвал, жила семья чуть не три поколения подряд, никому никогда жилье не сдающая. Опрошенные в округе не могли припомнить обозначенную машину. Искать человека по прозвищу и размытым плохого качества коллективным фото вовсе гиблое дело. Звонок отследить не удалось. Оставалась одна зацепка — камера при входе. Но когда группа легавых отправилась для ее изъятия, в мастерской произошел взрыв из-за утечки газа и короткого замыкания. Одного следователя даже задело куском металла. За это по мне прошлись отдельно, будто это я заготовил «ловушку», предчувствуя «облаву». Доводы их были смешны, только я от недосыпа и усталости глюки ловить начал. Им нужно было закрытое дело, тем более столь щекотливое, я понимаю. Я был удобный подозреваемый, меня стоило лишь чуть додавить. Чем они и занимались... Будь я менее упрям, сломался бы.

— Тебе попался хороший адвокат? — Ган нашел укрытие в скалистой нише и устроил голову на руле. По окнам скользили, шурша, песчаные змеи, словно желая стиснуть кольцами корпус машины. Шепот песка успокаивал и в то же время нагонял тревогу.

— На удивление. Какая-то программа лояльности вмешалась, и за меня взялся практикант. Такой, знаешь, в отглаженной рубашке, модных очках и «в теле». Ходил вразвалочку, говорил чуть гундося, никто его серьезно не воспринимал. А он продумал дельную стратегию. Отправил меня на экспертизу независимой психиатрической комиссии, где подтвердили, что я в полной дееспособности, и притащил на заседание полиграф. Задал несколько вопросов для оценки работоспособности аппарата и чтобы расслабить зал, ну там, «У вас глаза на спине?», «Вы можете приготовить обед из пяти блюд за десять минут?», «Вы закончили Тодай?» Нет-нет-да, посмеялись, отлично. А дальше Йошио начал меня вытаскивать. Грамотно вопросы составил, не подкопаешься. И благодаря прямой трансляции весь мир узнал, что я невиновен. Из-под стражи пришлось меня отпустить, но осадочек, как понимаешь, остался. А у меня сил не осталось ни радоваться, ни даже фак налетевшим репортерам показать. Мел им про принципы и верность слову. Чуть позже Йошио подарил мне кулон в виде шестеренки как знак того, что я не раб системы, и предложил уехать: «Здесь вас загнобят». Знал бы этот славный мальчик, что за тысячи километров десять лет спустя меня все-таки загнобят.

— «Я никогда не отступаю, даже если против меня выступит тысяча», — Ган грустно улыбался. — «Пока я могу подниматься, я не проиграл».

— Погоди, что? Ты видел этот выпуск?!

Ган пожал плечами, как бы говоря: это естественно, что я рыл про тебя в инете инфу.

— Качество плохое, но слышно четко. У тебя там такие милые кудряшки...

— Ган, где ты нашел это выпуск?! — Кейджи схватил его за грудки и дернул на себя. Ган ни одним мускулом не дрогнул.

— Самого заседания там не было, только интервью с тобой. А еще — статья студента с журфака, который язвительно раскритиковал защиту адвоката и поведение подсудимого. Привел доводы, что в Европе давно отказались от полиграфа, и использование его в качестве основного, а не вспомогательного доказательства — это моветон, указывающий на крайний непрофессионализм. И порассуждал о возможном сообщничестве, вопросы про которое, на его взгляд, были заданы вскользь без уточнения. А между прочим, это возвращает статус виновности. Посмотрите, какой подсудимый дерзкий и гордый, разве похож он на овечку? Скорее на волка в овечьей шкуре!

— С-с-сволочь, — Кейджи рыкнул и встряхнул Гана. Стукнул по приборной панели. Запустил пальцы в волосы. Как легко слово одного «умника» выворачивает всё наизнанку!

— Подонок, — Ган поправил футболку, взгляд его сделался непроницаемо стальным. — Когда ты уехал, вышла еще одна статья «Беглец от закона или раскаявшийся преступник?» Всё о том же мусолили, но другими словами.

— Зашибеть, — Кейджи издал полузадушенный смешок. — Я, конечно, никогда не был бледной поганкой, но такого кипиша вокруг своей персоны не припомню. Зато теперь ясно, чем оперирует эта дура. Идея с компроматом на нее уже не кажется мне дикой.

— Я придумал кое-что получше.

— И что же?

— Увидишь, — Ган смотрел вперед, поворачивая ключ зажигания. Тень падала ему на лицо, скрывая выражение кровожадности. — Поехали, пока снова не нахлынуло.

Кейджи удивленно заозирался: песчаная буря явно пошла на спад, только взметались вверх отдельные вихри, тут же оседая пылью. Добрый ли это знак? Судя по Гану — лишь временная передышка.

***

— Кей-сан, смотрите, что я нашел! Разгребаюсь, а он лежит себе как ни в чем не бывало, а внутри-то — кладезь! — Кейта улыбался и чуть не плясал: в руках у него оказался фотоальбом в темно-оранжевом переплете. Кейта подсел к Кейджи, устроившемуся на бочке, пролистал и раскрыл в начале. — Здесь фото разных годов. Вот мой поток. Корпим над схемами, модели собираем, результатами хвастаемся. Сбор моторов на время! Гонки на колымагах! Модернизация шин! Столько воспоминаний нахлынуло!

— Ага... — Кейджи протер над бровью. У него особо ничего не нахлынуло, пронеслось отдельными кадрами. В ночную смену всегда туже удавалось соображать, особенно когда днем задергали — устраивал шоу из замены ветрового стекла как единственный, кто умеет с таким работать, — а стоящего интересного дела для рук не находилось. Должны были пригнать тачку, но в последний момент передумали. Второй клиент тоже особых надежд не внушал и все-таки отмену пока не назначил. Оставалось только ждать у моря погоды. — А кто это рядом с тобой на фото?

— Нишиноя-кун, мы же с ним вместе проект защищали, — Кейта посмотрел на Кейджи удивленно. — Говорил мало, но всегда по делу. Вам он этой чертой очень нравился. А вот то, что ничего до конца не доделывал, бесило. Вы нас в пару потому и поставили: я, по вашим словам, старательный, но не гений и Нишиноя-кун с неординарным мышлением, но не способностью долго сосредотачиваться на одной задаче составляли идеальную спайку.

— Умно.

Кейта с прищуром покосился на Кейджи, но наседать не стал, снова пролистнул страницы. Кое-где на фото среди ребятни мелькал и Кейджи. Забавно оказалось видеть себя молодым, еще худеньким, еще с коротким ежиком темных волос. Стригся под машинку Кейджи первые несколько лет регулярно и многим напоминал американского военного, хотя черты лица у Кейджи точно были азиатские. На одном фото Кейджи поймали в полный рост: обтягивающая майка, свободные штаны под милитари, туго зашнурованные берцы; руки скрещены, ноги расставлены, лихой и озорной взгляд устремлен на горизонт... Прошедшие годы навалились как-то вдруг. Кейджи не чувствовал себя старым, и все-таки груз жизненного опыта на плечах лежал. Хотелось бы сделать свою ношу полегче... Однако труд — вознаграждался. Все постоянно чем-то были заняты и при этом воодушевлены. Хоть изгвазданные в масле, хоть размахивающие домкратом, хоть разбирающие шурупы по категориям, хоть спящие вповалку. Яркая бурная повседневность умещалась на кадрах. На фоне угадывались мастерская и вагон. А вот из ребятни узнавались единицы. Да и немудрено с учетом общего количества! Сколько же мимо Кейджи минуло лиц и судеб?

— О, Мисака-чан! Ха-ха, наверняка о близящемся дожде кричит, лицо такое испуганное.

— Но солнце же светит, — Кейджи провел пальцами по фото с сочными цветами, половина парней на котором избавились от маек, а пара девушек тащили сумку с напитками, указанная Кейтой явно неслась с холма.

— Так Мисака-чан умела слышать и предсказывать погоду. Многих выручала. Вроде и вас однажды предупредила накануне важной поездки. Я уже тогда работал активно, но слух долетел. Может, конечно, приврали... Но Микаса-чан вообще никому зла не желала. О всех беспокоилась, обо всех хлопотала. Удивительная. Интересно, где она сейчас...

— Ага, таким людям обычно сложно по жизни.

— Кей-сан, у вас же специальная тетрадка есть!

— У меня?..

— У вас, у вас. Вы в нее записывали имена, контакты, адреса, места работы. Можно попробовать поискать. Вдруг как фотоальбом внезапно отроется, — от Кейты исходило столько энтузиазма, словно он собирался заняться поисками немедленно.

— Сомневаюсь, — Кейджи протер ладонями лицо. — Удача — дама капризная.

— А я склонен считать наоборот, — Кейта действительно подскочил и стал рыться на полке. — Если уж раз повезло, во второй повезет непременно, а в третий вовсе тут же подвернется!

— Да ты оптимист.

— А то! Мысли материальны, поэтому лучше... думать... о хорошем! Фух, — Кейта пыхтя сдвинул коробку и зарылся в нее по уши. — Ну-ка, ну-ка, что здесь... Журналы? «За поворотом», куча выпусков! Вы тоже, Кей-сан, старайтесь смотреть на всё позитивнее, сами же себя изводите дополнительно.

— Говоришь так, словно я сгущаю краски, хотя ни разу за время работы я и словом не обмолвился о происходящем, о ебнутом уроборосе, в который попал, того не желая! — яд из Кейджи полился потоком, будто ждал подходящего часа. — О всех этих судачащих курицах. О клиентах, шарахающихся от меня как от чумы. За девять лет я не допускал ни одного крупного инцидента, только моя персона, видать, вызывает глубокие противоречия, раз малейшего повода оказалось достаточно, чтобы начать меня заклевывать с превеликим удовольствием. И ты этих людей предлагаешь простить и любить?!

— Вы устали и раздражены, Кей-сан. Очень сильно. Я надеялся отвлечь вас воспоминаниями о былых славных деньках, только вы застряли в вязком настоящем, — Кейта приподнял стопку журналов и слека наклонил. На обложках мелькали сплошные машины. — Вы их читали. От корки до корки. Хоть при свете тусклой лампочки, хоть под шквальным ветром. Заклеивали, если рвались. Подкладывали под обложки картонки. И устроили скандал, когда журнал решили перестать выпускать. А сейчас вам словно всё равно. Я поговорю с Тошибой-саном. Вам бы куда съездить, развеяться... С Ган-саном.

— Ты что-то имеешь против Гана?! — Кейджи подобрался, привычно уже стискивая кулаки и вскакивая. Фотоальбом шлепнулся на пол. За себя Кейджи готов был терпеть, но за Гана убил бы. Во враждебном мире лишь Ган да родная мастерская принимали Кейджи какой он есть. Только и в мастерской постепенно перекрывали кислород. Присутствие Кейджи несло явные убытки. Сколько еще его готовы будут терпеть?..

— Нет, — Кейта обернулся: у него был распахнутый открытый взгляд. — Он кажется странным, конечно, особенно при более близком знакомстве, зато вы выглядите более живым. И... я понял, о чем говорил Тошиба-сан.

— И что же? — Кейджи скрестил руки на груди и приподнял бровь. — Что я с ним трахаюсь?

Кейта покраснел, торопливо сгружая журналы обратно в коробку, и, только закрыв крышку и подняв на Кейджи взгляд, выдохнул:

— Что вы им заворожены и одержимы.

— Ха! Знаешь, я готов и душу продать за чувство безмятежности.

— Потому я и поговорю с Тошибой-саном! Думаю, он пойдет на уступку. Отпуск вам сейчас необходим.

— Надеюсь, что так, — Кейджи плюхнулся обратно на бочку, подхватил фотоальбом и стер с него пыль. Пролистнул страницы и вытащил свое фото в полный рост. — Я заберу, покажу Гану. Потом верну.

— Да можете и весь фотоальбом взять... — Кейта подошел, стискивая в руках тряпку.

— Не хочу тешиться прошлым. Сохрани у себя. А я, пожалуй, домой. Все равно делать нефиг.

— Но до утра... — Кейта оборвал сам себя. — Идите, Кейджи-сан. Постарайтесь отдохнуть и выспаться.

— Ага, — Кейджи махнул рукой. — Бывай.

***

По дороге его слегка качало. Но луна ласково светила, обещая мирный тихий денек. Дул теплый ветер, пахнущий цветущей гортензией, которой хватало возле каждого из домов. Голубые, синие, розовые и фиолетовые цветы светились словно магические шары. Народу на улицах совершенно не было, и это до крайности радовало. Захотелось даже забрать Гана и прогуляться. Славно получится! Можно отвести его наконец в любимые места, показать, как красив вид с холма, покачать на старых, привязанных к могучему дереву качелях. Поваляться на траве и послушать плач цикад. Зачерпнуть воду из серебряного пруда. И, вернувшись, сладко завалиться спать.

Ган обнаружился скрюченным над кастрюлей, кашляющий и отхаркивающий желчь. Бледный как смерть и мелко дрожащий. Пол оказался заляпан. В кастрюле мутно болтыхалась рвота. Вот тебе и романтика... Кейджи горько усмехнулся и побежал наводить травяной настой. Вливал тонкой струйкой, устроив голову Гана на коленях, и гладил по взмокшим волосам. Ган стискивал его запястья — не в протесте, в жажде поддержки. На ресницах его блестели слезы, на щеках постепенно пятнами проступал румянец. Жилы на шее оказались напряжены и нехотя расслаблялись.

— Спасибо... — Ган выдохнул хрипло и уткнулся Кейджи носом в сгиб локтя. — И извини...

— Не стоит. Ты же не виноват в выкрутасах организма.

— Виноват. Не стоило есть всякую гадость, но выбора особо не было.

— Тяжко, когда я на работе сутки? — Кейджи прощупал живот Гана — мягкий, без вздутий. Значит, вряд ли снова скрутит.

— Да. Я ужасно соскучился, — Ган оплел шею Кейджи руками и навалил на себя, застывая так. От него пахло гнилостно-сладко. Будто что разлагалось.

— Погоди, надо убрать всё, — Кейджи сглотнул и мягко Гана отстранил. — И переодеть тебя.

Ган послушно поднял руки, позволяя стянуть с себя футболку. Кейджи подхватил ее и утащил в стирку, по дороге выливая содержимое кастрюли и замачивая посудину. Оттер пятна с пола. Распахнул окна, впуская ночной воздух, и откопал даже палку-вонялку, чтоб уж наверняка изгнать неприятный запах. Ган сидел, привалившись к кровати, и наблюдал из-под полуопущенных век, еще явно слабый. А Кейджи, наоборот, удивительно взбодрился. Показалось даже — силы наполняют его, ум проясняется, жажда деятельности кипит. Сейчас бы в вагон, закопаться в старые чертежи и попробовать воскресить причудливые механизмы, создаваемые ради забавы и как вызов своим способностям. Кейджи мечтал создать машину, управляемую лишь ветром. Кое-что даже выходило. До поры. Лиха беда начало, но в определенный момент Кейджи взбесился, сгрудил модели и наработки и запер на замок. До сегодня даже не вспоминал. Причудлива память!

Кейджи набрал теплой воды и губкой стал протирать кожу Гана. Тело его по-прежнему казалось изящно-гибким, пленительным. Даже не смотря на тонкий шрам, тянущийся вдоль левых ребер. Кейджи провел по нему с нажимом, и Ган выгнулся, стукнувшись о бортик кровати, и застонал. Кейджи нагнулся, прослеживая путь шрама языком снизу-вверх. Ребра Гана заходили ходуном, сердце забилось как мотор при дизелении. По скулам и шее сполз удушливый румянец. Такая яркая реакция заводила. Кейджи поднялся к соску, пришлепывая и дуя на него, пропустил между пальцами второй. Поцелуями покрыл ключицы и шею, заскользил ладонями снова: крыло ключицы, соски, шрам.

— Откуда он у тебя?

— Неудачно налетел на проволоку на рынке. Сворачивали палатку, я не заметил каркас и... вот.

— А кажется старым, — Кейджи втянул в рот мочку Гана, языком поигрался с кольцом, а носом проследил изгиб раковины.

— Это всё сумерки... — Ган шептал и смотрел жарко. — Чувствуешь, как горит?

— Чувствую, как твой член упирается мне в колено.

— Так сделай с этим что-нибудь.

Кейджи подхватил Гана на руки, опустил на постель, нависая сверху.

— Ты ирреальный, Ган...

— Ошибаешься, — Ган, с помощью Кейджи избавившись от трусов, расставил ноги и забрался Кейджи в штаны. Цапнув за задницу, стал надрачивать член, чтобы только собрать с него смазку и совершенно пошло слизать ее. — Я лучше любой реальности.

Кейджи с рыком на него навалился. Трудно было спорить... Секс получился размеренным и томным, почти как в первый раз до начала бешеной гонки на выживание. Думать об этом не хотелось. Хотелось наслаждаться каждым мгновением. Тем более Ган стонал, принимая в себя член под любым наклоном и с любым нажимом. О чем еще можно мечтать?

***

Подскочил Кейджи от грохота в дверь.

— Кей! Кей! Открой!

— Что случилось? — Кейджи открыл смурной, едва успев натянуть штаны с футболкой до того, как дверь оказалась бы вышибленной. Традиция теребить его в выходной уже становилась постоянной и знатно бесила. Правда, с неба текло настоящим потоком, и Тошибу вполне вероятно смыло бы еще через каких-то пару минут.

— Анеки Хирои взята под стражу как подозреваемая в убийстве! — Тошиба, мокрый с головы до пят, с порога обхватил Кейджи за плечи и потряс, выглядел он до крайности взбудораженным.

— Кого? Мужа?

— Любовника! Может, слышал о таком — Окуниши Ишия. Работал маркетологом в банке, весь в костюме и на понтах. Найден мертвым посреди пустыни в «бии таун». Говорят, выглядит как мумия. На закате поднялась песчаная буря да еще и ветер поднялся, аж выло за пять километров, грешат на них. Вроде бы ран не обнаружено, но следствие ведется.

— И? Какой реакции вы от меня ждете? — Кейджи поморщился: в горле першило.

— Любопытно то, что брат этого Окуниши — Сакамото — работает корреспондентом и именно за его авторством значатся статьи о тебе. А еще он заядлый посетитель подпольного казино, на которое спускает уйму денег, поэтому влез в приличные долги. Окуниши Ишия за это собирался переписать завещание полностью на жену — было пятьдесят на пятьдесят. Поэтому брата тоже взяли под стражу, имея в виду мотив и сговор. Какая-то дорама, честное слово!

— Я не знаю близко никого из них, поэтому мне, в общем-то, все равно. Соболезновать я тоже не собираюсь, — Кейджи кинул Тошибе полотенце и ткнул чайник.

— Город с самого утра гудит! Туристическая группа, представляешь, впервые за долгое время выехала на вулканы под лозунгом «Встреча рассвета в единстве с дикой природой» и ровнехонько наткнулись на эту «бии таун». Вот и дикая природа! Вот и здрасьте-приехали!

— Зато воспоминаний на всю жизнь.

— Однако слишком ровно всё получается, не находишь? Одно за другим в сцепке, будто падающее домино. Непонятно только, какой рисунок оно образует... — Тошиба устроился на табурете и стал сушить волосы и растирать руки. — Очень хитрая и продуманная схема... Очень хитрая.

— Просто череда совпадений. Ни к чему усложнять.

— Не скажи, Кей, не скажи! Случайности не случайны!

— Вы прям с Кейтой на один лад поете. Только он мне про удачу внушал, — Кейджи следил, как на поверхности чайника образуется конденсат, а из носика начинают завиваться колечки дыма. Он правда ничего не чувствовал: ни взбудораженности, ни ликования. Вот если бы под стражу взяли Гана или того же Кейту... По телу прокатилась дрожь. — Мое мнение, что мироздание просто воздало по заслугам. Чьими бы руками оно ни действовало, восстанавливая справедливость.

— Про «чьими бы руками» ты верно сказал! Я тут прикинул да других послушал. Ты пахал в мастерской, проводя мастер-класс, помимо меня и Кейты, свидетелей дохрена. Гана твоего все время в людных местах видели: то в кафе книжку читающего, то по улице круги наворачивающего, то помогающего цветы орошать, то со стариками в го играющего...

— Вы ебнулись, что ли? — Кейджи, медитирующий над чаем, откровенно опешил. — Мне в одном ряду с этой идиоткой стоять противно. Гану это вообще нахуй не нужно.

— Просто размышляю вслух! Устранение Анеки Хирои выгоднее всего тебе. И не смотри на меня так! Но ее убийство точно навело бы стрелки на тебя, а вот смерть ее любовника, да так обставленная... Город готов обожраться обсуждениями и перемыванием косточек, кто-то уже доболтался до вмешания инопланетян.

— Делать им будто нечего, — Ган возник на кухне, неожиданно и бесшумно, полностью одетый. Очень вовремя возник, пока Кейджи Тошибе не врезал и не выгнал взашей. Зато со злости обжегся и чашку разбил. — Мне кажется, в космосе своих проблем хватает и масштабов посерьезнее, чем у нас.

— Так я и не поборник инопланетной теории. Самое великое и жуткое сделано руками людей. А попытки спихнуть на сущностей с других планет якобы таинственное и неизведанное — банальное нежелание напрягать мозг!

— Полностью с вами согласен, — Ган улыбнулся змеюкой. — Вы мечтали в детстве стать детективом?

— Больше скажу: я даже учился в полицейской академии. Но гиблое место попалось: один препод бабло с нас содрать хотел, а начальство, как оказалось, его покрывало... Так что ушел оттуда и перенял дело дяди. Я ему и до этого мал-помаленьку помогал, поэтому привык быстро.

— Не знал об этой вашей странице биографии, — Кейджи разлил всем чай и осторожно стал потягивать свой.

— А я и не рассказывал, — Тошиба пожал плечами. — Не всякое прошлое приятно ворошить, а некоторое и не следует.

— И тут вы правы, — Ган свой чай сразу не пил, ждал, пока остынет. — Жаль, что мы с вами мало беседовали.

— Так бывает. Не замечаем то, что у нас под носом. Это основные принципы детектива: подозревай всех и будь внимателен к мелочам...

Тошиба рассказал еще о своих бытовых расследованиях из серии «куда делись очки» и как помог полиции понять, что случилось со старушкой-соседкой, найденной с разбитой головой на клумбе: «Головой явно в комнате приложилась, а лестница крутая, проще помощь позвать было с балкона, только вот навернулась, бедная...» Пока не спохватился: «Ба, да у нас же клиент! Повезет, если он в таком же ажиотаже!» — и не умчался, одолжив дождевик.

Ливень разошелся не на шутку. За шумом его мир казался вымершим. Капли россыпью усеяли и гекан, и ноги, но закрывать дверь не хотелось. Тем более у Кейджи была очередная чашка чая, пар от которой вился спиралью. С подвешенной к коньку крыши цепочки красиво стекала вода. Ган пристроил голову у Кейджи на плече, пока он прослеживал струи, сначала разъединяющиеся, а потом соединяющиеся и, будто расплавленный металл, касающиеся земли тонким шилом.

— Твоя работа?

— Да, — Ган выдохнул на ухо, подняв мурашки. — Решил, что так будет лучше.

— Так точно лучше. И с этой совладелицей «пчелки» — рад, что произошло подобное. Пусть хоть немного побудет в моей шкуре.

— Ты молодец... — Ган потерся о Кейджи. — Вытерпел всё. Выдержал. Сильный. Обалденный.

— Если пытаешься затащить меня в постель, так и скажи, — Кейджи рассмеялся. — Дай только чай допить.

— Просто захотелось сказать. Пей сколько хочешь. Или постоим вдвоем здесь, отрезанные от мира. Или проведем в постели весь день. Или погоняем на Твиггзе — как скажешь. Однако... я тоже люблю слушать дождь.

***

Радоваться и расслабляться оказалось рано. Город действительно гудел как растревоженный улей. Из каждой щели вопили о «деле об измене, деньгах и мумии!» Кто-то слабо пытался вспомнить «грехи» Кейджи, но быстро переключался на «горячую новинку». Те, кто питался сплетнями, были Кейджи противны. Еще и Ган слег на двое суток — не надо было вестись на его идею прогулки под ливнем! — и то спал, то ходил сонный, а ночью прижимался к спине Кейджи, дрожа как молочная пенка, и зарывался ему в волосы, только так затихая. Утром очень сложно было себя от него оторвать, тянуло остаться рядом. Только Ган кивнул: «Иди. Вечером встретимся у Твиггза». Хотелось бы! Заебало уже обсуждение «японской санта-барбары».

— Свежий выпуск! Хит продаж! Жена не признает мужа!

Кейджи удивленно проводил взглядом мальчишку, гоняющего на велосипеде. Как только не вывернут тему ради выгоды. Наверняка вдова, как обычно бывает, обронила: «Я не верю, что это он...» — и понеслось. Из беды вечно делают громкое шоу. Хотя настоящие страдания обычно протекают тихо. Незаметно превращается человек в тень и живет на автомате... Вот это — жутко.

Впрочем, оказалось заголовки не слишком врали. У Окуниши Ишии был шрам на ребрах, оставленный дверями поезда, когда Ишия мчался к невесте, поэтому считался памятным. А вот у «мумии» этого шрама не оказалось. Патологоанатом объясняла, что подобное могло произойти из-за окаменения кожных покровов: не слишком глубокий шрам «разгладился» и стал незаметным. По слепку зубов и ДНК-анализу личность Окуниши подтверждалась однозначно.

А репортерам все на месте не сиделось. Даже в мастерскую налетели, галдя: «Анеки Хирои приезжала сюда со своим любовником?» — и на спокойный ответ «Нет, с мужем» наседали «Вы точно уверены?» Блядь, да. Окуниши Ишия на фотографии — заносчивый тип с улыбкой победителя — никаким ракурсом не походил на бледного и сутулого Анеки Ясуши, дом которого чуть не брали штурмом. Вполне вероятно, заготовленные раньше таблетки и угольный брусок все-таки пригодятся... Прав был Ган, один инцидент поднимал со дна уйму всякой грязи.

— Знаешь, Кей, не думал, что скажу подобное, но лучше бы ты тогда обслужил «бии таун»... — Тошиба, закрыв дверь за последним репортером, прошел к столу.

— То есть это я во всем виноват? — Кейджи бросил возиться с регулировкой ремня — делов на пять минут, а из-за всяких «вторженцев» возится уже полчаса! — и швырнул об пол монтировкой. — Ну блядь, прекрасно. Что еще повесить на меня хотите? Упавшие доходы? Это я знаю! Мужика в пустыне?..

— Кей, угомонись, — Тошиба поднял вверх ладони. — Никто не может предугадать, чем обернется сделанный выбор. А такая истеричная мадам могла жалобу накатать и на плохой ремонт или нашла бы древнюю ржавчину, как помнишь однажды устроили цирк...

— Да срать я на них всех хотел! Мне не срать только на машины, но с ними тоже в последние дни полная хуйня. Ремень отрегулировать! Может, еще аккумулятор зарядить? А может, стекло отшлифовать? С этим даже старшеклассник справится, если руки из нужного места растут. Вот за каким хером я этим всем занимаюсь? Успел бы уже с нуля тачку собрать!

— Кей... Это тоже работа, и ей должен кто-то заниматься.

— Почему бы не вам самим, а? Справились бы, на зарплате сэкономили бы, на электричестве...

— Кей, прекрати! — Тошиба подскочил и влепил пощечину, тут же спохватившись. — Извини! Но это за дело.

Кейджи хранил злое спокойствие. Отложил гаечный ключ, вытер руки, стянул рабочий комбинезон.

— Я пойду.

— Кей! Стой! Стой же! — Тошиба преградил ему дорогу. — Две минуты выслушай.

— Валяйте, — Кейджи закинул в рот сигарету и закурил с прищуром. Когда-то он так перед директором курил.

— Послезавтра стартует «Хот Роад Кастом», шоу, посвященное тюнингу мотоциклов и автомобилей. Поезжай, посмотри. Думаю, тебе будет интересно.

— Решили меня все-таки сплавить?

— Зачем сразу так? Там крутая выставка, разные техники будут представлены, мастера съедутся... Заобщаешься, опыт, может, переймешь.

— Ага, я понял. Кто ж еще вам инновации подкатит да сам же их и объездит, — Кейджи с едким смешком мотнул головой.

— Кей...

— Я разве не прав? — Кейджи, затянувшись крепко, отпульнул бычок на асфальт. — Не хочу выставлять себя супер-пупер профи, но здесь всё явно устарело, включая владельца.

Тошиба безвольно опустил руки.

— Я ведь принял тебя, Кей, почти как сына... Никто не хотел, а я махнул на тачку, в капоте которой копался: «Присоединяйся!» Ты и остался. Разве я обижал тебя, Кей? Разве был несправедлив?

— Не помню такого.

— Ну вот, — Тошиба выдавил из себя слабую улыбку. — У всех бывают плохие дни, да? Съездишь на выставку, посмотришь там всё, по городу погуляешь, сувениров закупишь... Здесь как раз, надеюсь, потише станет. К четвергу жду твоего возвращения!

— Не помню ни тирании, ни заботы. Всё ровно, — Кейджи поправил покосившуюся табличку и окинул взглядом мастерскую, подмечая все ее изъяны: дряхлые каркасы, гнутая крыша, ассортимент по большей части «из запасов дедушки». Разве в такой можно нормально работать? — Ну, спасибо за приют. Адьос!

На выходе Кейджи задел плечом какого-то парня. В спину ему донеслось удивленное:

— Кей-сан?..

Оборачиваться не было ни единого желания. Люди — странные и страшные существа. Нормальных днем с огнем не сыщешь! Терпимые еще встречались...

Небо раскинулось размыто серым от края до края, и улицы казались неприветливыми, мутными, подернутыми рябью: явно собирался туман. Еще и ветер налетал с пылью и духотой. Стоило поторопиться! Как заклубится — собственного носа не увидишь. Да и Ган с Твиггзом наверняка заждались.

Видимость с каждым метром становилась хуже и хуже, под конец пути Кейджи чуть не на ощупь пробирался. Хорошо, контур вагона угадывался даже сквозь пелену. При входе оказалось скользко — нанесло дождем, а высохнуть не успело! — и Кейджи завалился неловко, больно прикладываясь затылком о порог. Последнее, что он увидел перед помутнением сознания, — как к нему бросился Ган.

***

Звуки и ощущения возвращались неохотно, мир пульсировал и покачивался, словно Кейджи ехал по неровной ухабистой дороге — такая вела через холмистую местность, щедрую для этих краев, помимо протяженной гряды вулканов. Образы кажущихся бесконечными холмов и вулканов вызвали чувство дурноты. Но сверху маячил высокий потолок, и Кейджи лежал на чем-то мягком, кажется, на диване. Стоило повернуть голову, как от загривка вниз прострелило болью. Из груди вырвался стон. Ган тут же оказался рядом, присел и сжал ладонь Кейджи.

— Как ты?

— Херово. Хотя бывало и хуже. Помоги сесть, — Кейджи с помощью Гана приподнялся и с осторожностью и любопытством огляделся. Помещение напоминало длинный гараж. Стеллажи с инструментами, яма, подъемник и красавец Твиггз вовсе на это открыто намекали. — А где мы?

— Во временном пристанище. Долго гнали, у Твиггза сломался мост, и мы зарулили сюда, чтобы его починить. Заодно и техобслуживание провели.

— А... ага, — в памяти замелькали образы, как Кейджи сосредоточенно копошился под брюхом Твиггза, варил мост и бережно устанавливал его обратно. — Теперь Твиггз снова в строю?

— Да. Так что можем отправляться хоть прямо сейчас. Но меня беспокоит твоя шишка, — Ган протиснул ладонь Кейджи под голову и бережно прощупал уплотнение, вызвав вспышку ноющей боли и мурашки. — Ты вчера поскользнулся, упал и отрубился. Очень за тебя перепугался, думал даже позвать на помощь, но плотный туман не дал такой возможности.

— И нафиг, — Кейджи перехватил руку Гана и дернул на себя. Ган, лишь на мгновение расширив глаза, охотно ответил на жадный поцелуй. Почему-то казалось, близости у них не было всю ту же вечность! Кейджи облапал его спину и с волнительной дрожью сжал задницу. Ган потерся пахом о пах и лизнул кадык.

— Уверен, что сейчас уместны физические нагрузки? — Ган усмехался в открытую, стягивая с себя майку. Настоящий дьявол. А уж как насаживался на член Кейджи, закатывая глаза и закусывая губу, — с ума сойти можно и ни разу об этом не пожалеть.

— В дороге оклемаюсь быстрее, чем лежа на диване, — Кейджи перебирал волосы разнежевшегося на нем Гана. Ган водил по граням кулона в виде шестеренки, заделанной под медь. Кто-то этот кулон Кейджи подарил... А, точно, адвокат! Малоприятная история, но, главное, закончилась хорошо. А еще во время турне по Японии, куда Кейджи отправился набраться положительных эмоций, случилась их встреча с Ганом в одной среднезахолустной гостинице. Ган выглядел странным, неоднозначным, инопланетным и тем безумно привлекал. Дальше решили путешествовать вместе, по дороге переходя к более близкому знакомству...

— Нужно сходить на рынок, закупиться.

— Пойдем, — Кейджи вынырнул из воспоминаний, чтобы потонуть под темным пробирающимся под кожу взглядом. Такому Гану хотелось отдаваться немедленно и без остатка. Или выполнять любую его прихоть. — Если хочешь...

— Кейджи, — Ган улыбнулся почти холодно и прикоснулся губами к губам, вызвав ухнувшую к низу живота теплую волну, — я могу справиться сам.

— Нет, — Кейджи замотал головой и сбился с дыхания от того, что Ган потерся членом о живот. — В смысле... ты можешь... и всё-таки со мой сподручнее. И всякие уроды приставать не будут.

— Думаешь, я не справлюсь с какими-то уродами? — Ган сел на пятки и склонил голову к плечу. А пальцами тронул сжатое кольцо мышц ануса.

Кейджи снова замотал головой. Ган, несмотря на видимую хрупкость, постоять за себя умел: если не кулаками, то словами точно. Даже Кейджи укладывал на лопатки запрещенными приемами. Как сейчас.

— Перевернись, — Ган мурлыкнул, и Кейджи повиновался, испытывая чувство, близкое к лихорадке. Помещение снова поплыло, тело горело, вспотели виски и подмышки. Ломило до крупной дрожи. Да и чхать! Кейджи уткнулся лбом в скрещенные ладони, приподнимая задницу. Для Гана — хоть весь мир к его ногам. — Я бы дал тебе отлежаться, но ты же первым взбрыкуешь.

— Еще как! — Кейджи подавился высоким звуком: Ган его неспешно растягивал и гладил бугорок простаты будто невзначай.

Трахал он тоже не торопясь, со смаком, пока Кейджи скулил и задыхался. А после оргазма Ган поцеловал в основание шеи и ушел в душ.

— Значит, рынок, — Ган присел на подлокотник, собранный и бодрый до неприличия.

— Ага...

— Или всё-таки постельный режим? — Ган не скрывал ехидства. — Жду пять минут. Ну максимум десять. Пока выведу Твиггза.

Кейджи со стоном зарылся лицом в подушку. Вот так всегда! Сначала выбьет из равновесия, а потом требует адекватности. Но не зря Кейджи считался одним из лучших механиков, в каком бы состоянии ни находился. Есть задача — реши ее. Через семь минут — как отчитался Ган — Кейджи забрался в Твиггза, закатывая от дотошности глаза. И зная: через три минуты Ган газанул бы и вряд ли остановился, даже размахивай Кейджи сигнальными ракетами. Дело не в пунктуальности, а в верности слову.

До рынка докатили быстро. Люди судачили не жалея языков... Кейджи по боевому стиснул кулаки. Толпа и суета — хуже войны. Хорошо еще, Ган ловко сновал от палатки к палатке: видать, пока Кейджи занимался Твиггзом, изучил здесь всё, это вполне в его духе. Изучить, очаровать, прибрать к рукам. Кивали Гану приветливо и обслуживали споро. Пакеты тяжелели, заполняясь продовольствием. Сверху торчали хвосты сельдерея и порея. Ган набирал как долгоиграющее, вроде сушеных грибов и яблок, смеси орехов и пресного крекера, так и то, что можно было приготовить на кухне при мотеле или, на худой конец, на костре. Когда Ган пошел за баклажками воды, на Кейджи налетела странная мадам:

— Наслаждаетесь свободой, Кей-сан?

— Что?

— Ну вам знатно перемыли косточки, а теперь нашли новую цель. Я такого не одобряю. Ладно еще книгу обсудить, но живых людей?!

— Согласен, довольно мерзко, — Кейджи перехватил пакеты и покосился на дверь магазинчика: скоро ли там Ган? — Только вы обознались. Меня зовут Кейджи, и я вас не знаю. И у меня не очень много времени на болтовню.

— Но... Я же владелица гостиницы!

— А, в таком случае, кажись, пересекались, если мы заруливали в вашу гостиницу. Просто я не запоминаю неинтересных мне людей. звиняйте, — Кейджи развел руками, ничуть не сожалея, и улыбнулся выходящему Гану, балансирующему десятилитровками. Тот сухо и вежливо кивнул мадам как до этого всем продавцам. — Управишься сам?

— Хочешь взять в нагрузку? Давай лучше поторопимся. К вечеру обещают песчаную бурю, не хотелось бы в нее угодить.

— Погодите! — мадам всё ещё что-то было надо. — Вы же Ивата Цуёши!

— Боюсь, вы бредите, — Кейджи нахмурился и усмехнулся мелькнувшей мысли. — Не пренебрегайте врачами и избегайте прямых солнечных лучей. А моего парня зовут Ган.

Пока мадам открывала и закрывала рот, они с Ганом успели уйти далеко. Если она что еще и кричала, это потонуло в общем гуле. Небось местная сумасшедшая. Или ранний климакс так действовал?.. Ну пусть ее, своих тараканов и хлопот хватало.

***

Твиггз несся, предвкушая долгое путешествие. Ветер через открытое окно устроил на голове гнездо. Кейджи недовольно скривился, а Ган только улыбнулся и снова сосредоточился на дороге. На незнакомой всегда лучше так, даже если она пуста и чудится безопасной. Мимо неслись приземистые дома, на углу явно мелькнула мастерская, дверь которой красил молодой парень, помахавший кисточкой вслед, смешной. Место выглядело каплю знакомым, и Ган подсказал, что отсюда забирали материалы для реанимации Твиггза. Что ж, наверное, и с этим парнем пересекались!

Временное пристанище неожиданно предстало вагоном, который Ган выбрал за уединение и совмещение функционала. Кейджи всецело такое одобрял. Даже грустно покидать стало. Пригрезилось что-то родное в расписанных стенах. Впрочем, везде, где они останавливались с Ганом, было хорошо. Да и Твиггз звал в дорогу. Наездятся — устроят что-нибудь подобное! Лет через десять. Кейджи вообразил себя старым рейдером и хохотнул.

Собрались быстро. Бензин и масло, как выяснилось, Ган уже запас — все-то успел! Вещей оказалось немного. Продукты распределили по компактным пакетам и оставили в нише перед задними сиденьями. Ган удовлетворенно потянулся. Кейджи забрал волосы назад, и длина крайне ему не понравилась.

— Слушай, Ган, я знаю, что ты не парикмахер, но что-то я зарос за время пути. Пострижешь?

Ган откопал на полках, скрытых занавесками, ножницы, усадил Кейджи на стул и, накрыв его плечи брезентом, стал довольно споро орудовать ножницами. При задевании шишка посылала еще волны боли, но уже не яркой и вполне терпимой. Кейджи и разбивали голову — и ничего. Янки-будни легко воскресли перед глазами, будто вчера дрался с пацанами. Хотя и не так чтобы много времени прошло. Лет семь-восемь?.. На полках оказались фото подростков. Может, кемпинг-лагерь какой раньше здесь был? Место явно дышало историями. Жаль, некому их рассказать. Однако и у них с Ганом такая бурная жизнь, что закачаешься!

— Ну вот, готово. Вроде не особо криво постриг, — Ган пошебуршил волосы, откопал зеркало и поставил Кейджи на колени.

Кейджи схватил зеркало и завертелся, оценивая себя: всклоченный ежик, лихой взгляд, шальная улыбка. Довольно кивнул.

— Супер. Теперь можем и ехать.

Ган, усмехнувшись, убрал ножницы, собрал щеткой прядки, запихнул в пакет. Оглядел еще раз помещение, наверняка проверяя, ничего ли не забыли, и встряхнулся, будто прогоняя морок.

— Поехали, Кейджи.

Вагон Ган запер и положил ключ под камень, пояснив: «Так договорились». Ну что ж...

Твиггз уносил их дальше и дальше. Через час не осталось и следа от жилых поселений, сплошные насыщенно-зеленые террасы, обласканные солнцем..

— Куда направляемся, Ган?

— Передать привет.

— Кому это? — Кейджи, оторвавшись от пейзажей, удивленно крутанулся на сиденье.

А Ган после паузы, отданной на вписывание в поворот, с явным довольством протянул:

— Гинте.

***

Ресторан выглядел довольно мило. В оформлении преобладал кремовый, на входе выдавали воздушные шарики, на стенах висели семейные и детские фото. Самое то для пожилых, маленьких детей и душевнобольных.

Ган с порога улыбнулся скучающему метрдотелю:

— Могу я видеть управляющего?

— Не. Он счас в другом ресторане нашей сети в трех кварталах отсюда. Вам назначено?

В мертоделе чувствовался бывший янки! Вон и бровь рассечена старым шрамом, и он явно втихаря гонял по рту жвачку. Да и их с Ганом внешний вид его не смутил. А то во многих «элитных» заведениях начинали высказывать «фи». В памяти всплыло модное артхаусное кафе, где все таращились на них, будто на экзотических зверей.

— Увы, я не смог с ним связаться.

— По какому вопросу? — метрдотель подошел к телефону, висящему на стене, и занес палец над циферблатом.

— По поводу машины.

— А, это типа насчет водительских услуг? Так он вроде нашел. Объявление не убрали, что ли?

— Отвезти я его могу лишь в ад, — Ган сказал это настолько спокойно и ровно, что даже Кейджи поймал дрожь. — Мое дело деликатнее. Хотелось бы встретиться очно.

— Так что говорить?

Крапающий дождь, начавшийся при въезде в город, усеивал стекла частой дробью. Ему вторили гудки.

— Лучше я сам, — Ган перехватил трубку в тот момент, когда раздался щелчок и мужской голос протянул: «Гинсецу Тамура, управляющий. Чем могу быть полезен?» — Ну привет, Гинта. Отремонтировать тебе малышку по высшему разряду?

Кейджи даже через расстояние поймал чужой липкий страх.

— Кто вы?

— Приезжай сюда и вспомнишь, если не убежишь, поджав хвост, — Ган быстро огляделся. — Я буду ждать за восьмым столиком через полчаса.

Пока метрдотель метался, не зная, как поступить, Ган уже повесил трубку и отвесил поклон.

— Будьте добры, ваше фирменное блюдо.

Он действительно направился к восьмому столику, примыкающему к окну, и, устроившись за ним, кивнул Кейджи. Капли стекали по стеклу ягодами и играли радугами: солнце прорывалось сквозь тучи и совсем скоро обещало вернуть себе бразды правления.

— Почему представился только от одного?

— Потому что разговаривать с ним будешь ты. Я буду рядом, но вмешаюсь только в крайнем случае. Это твоя война, Кейджи.

— Это вершина моего «нахуя». Нахуя решил подставить? Нахуя понадобилось оружие? Нахуя пренебрег друзьями?

— Вот и спросишь у него. Никто, кроме Гинты, не способен ответить на эти вопросы.

— А как вышел-то на него? — Кейджи стащил коктейльную красную трубочку и принялся ее теребить.

— Повезло. Попалось интервью, посвященное семейному ресторанному бизнесу. Сразу привлекло сочетание фамилии и имени нынешнего владельца. А на фотографиях человек очень напомнил образ... который ты описывал. Пара уточняющих запросов — про год рождения, место учебы, увлечения — вовсе развеяли сомнения.

— Ты слишком умный, Ган!

— Поверь, ты не глупее меня, а где-то и смекалистей, — Ган тронул носком кроссовки ногу Кейджи и медленно повел вверх, надавливая в конце под коленкой. Слабое место! Кейджи перехватил щиколотку, опасаясь, что такими темпами к приходу Гинты будет Гана на столе трахать. Ган улыбнулся. — А еще прекрасно лавируешь по ситуации. Уверен, ты справишься.

— Как ни странно, я вообще не волнуюсь. Но даже не знаю, хочу ли этой встречи. Ворошение прошлого может чем угодно обернуться.

— Ты узнаешь правду.

— И что мне с ней делать? — Кейджи согнул трубочку в трех местах. — Жизнь у меня и так наладилась, жаждой мести не горю, справедливости не ищу...

— Считай это закрытием гештальта. Я бы многое отдал за то, чтобы узнать, почему бабушка переписала Твиггза именно на меня, хотя тогда я даже прав еще получить не мог, а мои брат и сестра очень хотели стать владельцами «Марлина».

— Твиггз — машина твоей бабушки? — подобного Кейджи точно не ожидал услышать! Очень кстати принесли свиную рульку с овощами, и можно было «заесть стресс».

— Моего дедушки. Дедушка любил легендарные тачки и, закончив с делами фирмы и передав все полномочия сыну, моему отцу, смог, наконец, прикупить себе «лэнд краузер». Сначала заказал «восьмидесятку»-универсал, а потом партнер по бизнесу и старый приятель подогнал на юбилей «Блю Марлин». Дедушка с ними днями напролет возился. Правда, наслаждаться довелось недолго. «Восьмидесятку» дедушка завещал местному ретро-парку. «Блю Марлин» же вместе с остальным имуществом по наследству перешел бабушке. А бабушка уже переписала на меня, когда я поступил в университет. При том машины меня тогда в принципе не интересовали, но через четыре года всё кардинально поменялось. Такая история.

— Почему раньше не рассказывал?

— К слову не приходилось, — Ган пожал плечами, будто это всё скучно и незаурядно, дурак.

— Из-за «Марлина» начались проблемы в семье?

— Из-за много всего. Я не хотел становиться юристом, напрочь отказывался выгодно жениться и познакомился с ребятами, введшими меня в мир нелегальных гонок. Я окунулся во все это, пьянея от восторга. Победы мне были ни к чему, заводило чувство скорости. Хотя всяким трюкам я всё-таки научился, — Ган фыркнул, и закралось подозрение, что он не раз показывал, а Кейджи не замечал. — Однажды нам пришлось драпать от полиции, и вот тут-то мать поставила вопрос ребром: или семья, или «краузер» и мои «хотелки». Твиггз к тому моменту стал мне второй семьей, поэтому, недолго думая, собрался и погнал на всех колесах. Я сильно полюбил дорогу. И в моем рейде мне повезло встретить тебя.

— Ого. Наша встреча всё больше и больше тянет на судьбу, — Кейджи вытер от жира руки и налил себе сенчи: красная трубочка в мутно-зеленом смотрелась как ядовитая змея среди мха.

— Без вмешивания высших сил точно не обошлось, — Ган изящно поднялся. — Я пойду прогуляюсь, а тебе пора принять свой раунд.

— Ты говорил что-то про то, что будешь неподалеку.

— Ты справишься, — Ган похлопал Кейджи по плечу и мимолетно чмокнул в макушку. — А если нет, я помогу избавиться от трупа.

— Лучшее напутствие в жизни!

Ган только улыбнулся и не обернулся, уходя. На пороге он столкнулся с жилистым нервным мужчиной в деловом костюме и что-то прошептал ему, отчего тот застыл и на деревянных ногах приблизился к Кейджи, игнорируя метрдотеля. Вцепился в столик как утопающий в круг.

— Здравствуй, Кейджи. Давно не виделись.

— Да уж. Жизнь по тебе явно проехалась, Гинта, — Кейджи прищурился, выуживая знакомые черты в явно постаревшем давнем приятеле. Совесть замучила, что ли. — Ну присаживайся, поговорим.

Стекло снова, будто паутинкой, усеяла морось.

***

— Как видишь, моя семья владеет сетью ресторанов. Еда — самый простой способ получения счастья. Только вот у нас за столом вечно стояла гробовая тишина: родителям не было дела ни до меня, ни до друг друга, — разговорился Гинта не сразу, да и то словно подбирал слова и в глаза Кейджи не смотрел.

— И ты решил привлечь их внимание, став янки?

— Вроде того. Но больше всего мне хотелось найти место, где я бы не чувствовал себя лишним, — Кейджи вздрогнул, поймав во фразе смутное дискомфортное ощущение. — Однако и среди янки, свободных от предрассудков, мне не удалось найти счастья.

— Пацаны же к тебе норм относились.

— За то, что я вечно что-то покупал или за чем-то бегал. Послушный кошелек на ножках, удобно. Погодите, он что-то лопочет? Так и быть, послушаем. Мне кажется, в теме были все, кроме тебя. Ты единственный, кто ко мне действительно «норм относился». Сначала меня это дико радовало, и я стал искать встреч с тобой. И узнал, что друзей у тебя дохрена и со всеми ты одинаково «свой в доску».

— Ха, плохо наблюдал. Были те, кто меня дико бесил, и я это открыто высказывал. Например, Джиджио, хвастающийся своим скейтом и примочками для него. Как я ликовал, когда он морду об асфальт разбил...

— Это неважно, — Гинта принялся теребить кольцо на пальце — обручальное, надо же. — К тебе тянулись, с тобой хотели общаться, тебя звали на всякие квесты и рейды, а меня терпели постольку-поскольку. И на мои интересы и нужды всем было, в общем-то, наплевать.

— Погоди. Ты ждал черлидерской поддержки? Или всего этого всратого: «Претерпевая, достигай высот»? Что ж ты тогда ни в какой клуб не записался? А, дай угадаю. Там на тебя тоже смотрели как на чудика, понукали, пользовались твоими деньгами, и ты покорно позволял вытирать об себя ноги. Отличный пример успеха. Можешь написать автобиографию и ждать мировой славы.

— Прекрати! — Гинта поднял на Кейджи покрасневшее лицо. — Я не требовал, чтобы со мной сюсюкались, мне хотелось немножко помощи на первых порах. Дальше я бы встал на ноги, поверил в себя и смог бы измениться!

— Мне лапшу на уши не вешай, — Кейджи прочистил ухо мизинцем. — Это явно не формат янки. Живя среди них и даже окружив сейчас, ты этого так и не понял? Ты должен был сам показать яркость и необычность, порвать шаблоны, переступить границы. Хотя бы заставить всех с дрожью ждать новых городских легенд, а не бубнить их тоном зануды.

— Тебе легко говорить! Ты, кажется, родился с дерзостью, решимостью и уверенностью в себе! То, что ты предлагал, мигом подхватывали, или, напротив, говорил «Я не хочу», и тебя не трогали! Как у тебя это получалось? Как?! — Гинта приподнялся, наклоняясь вперед и хватая Кейджи за футболку. Кейджи руки его стряхнул и отшвырнул Гинту назад. Гинта, приземлившись на стул, растекся безвольной и сломанной куклой. — Я завидовал тебе... Завидовал твоему свету. Так что решил погрузить тебя во тьму.

— Как пафосно, — Кейджи дунул в трубочку, пуская по поверхности чая пузыри, хоть как-то разгоняя тоску.

— Я долго размышлял, как бы тебя подставить. Предпринимал кое-что, например, натравил на убежище вражескую банду, но попытки оказывались тщетными, и ты сиял лишь сильнее... — Гинта покосился на Кейджи и судорожно вздохнул, как бы понимая, что и сейчас Кейджи сиял. — Тогда я решил затаиться. Мы выпустились, каждый разбрелся своей дорогой. Меня стали готовить в управляющие. Я встретил девушку, с которой у меня завязались отношения. Кажется, живи и радуйся. Но всё казалось искусственным и вычурным. Отложи интересы в сторону, прилежно учись и благодари судьбу, что не надо париться о будущем. Будь обходительным с визажи, дари подарки и первым проси прощения. Расписанная жизнь по линеечке, по которой нужно влачиться до гробовой доски. Дошло до того, что я четко представил свое будущее. И оно полностью сбылось...

— Да ты и не пытался сопротивляться, — Кейджи гонял по столу зубочистку. — Ган сказал, что я узнаю правду, но пока это походит на исповедь унылого говна.

— Ган? А, тот парень... — Гинта поежился. — Он мне сказал: «Представь, что всё случилось вчера». А я и не забывал. Я случайно шел мимо твоей мастерской, когда меня ошарашило, с каким удовольствием ты копался в машинах. Ошарашило, подкосило и озарило. План сложился в голове мгновенно. Один неудачник задолжал мне, и я заставил его угнать тачку из богатого района. По счастливой случайности в тачке оказались два ствола. Сначала я хотел подбросить наркоту, но решил воспользоваться даром судьбы. Сходил покидать с тобой мяч и поменял наши сумки местами. Пришлось быть осторожным, чтобы не наляпать своих «пальчиков». Дальше ты знаешь.

— Из тебя бы вышел отличный аферист, ты в курсе? — Кейджи прибалдел от такой разыгранной как по нотам подлости. — Но совесть тебя все же загрызла, раз переехал за тридевять земель?

— Нет, — Гинта собрал пальцы в замок и вжал голову в плечи. — Просто бизнес расширился, открыли здесь три точки, и меня с женой направили их курировать.

— Тебе не рестораны содержать надо, а подпольное казино и кабаре.

Гинта усмехнулся и протянул с неожиданной фамильярностью.

— Не недооценивай семейный ресторанный бизнес, семпай, — стоило ему это сказать, как за спиной и сбоку от Кейджи выросли бугаи. У одного на руке оказалась резинка Гана! Еще и вход перекрыли... А Гинта поднялся и насмешливо вскинул бровь. — Я многому здесь научился. Например, тому, что лучший способ кого-то отвлечь — это накормить и заболтать. И чем более нуден рассказ, тем сильнее рассеивается внимание. Надеюсь, ты не в обиде. На войне все средства хороши. О парне с розовой косичкой мои люди уже позаботились. Жить будете. Наверное. Всё зависит от того, понравится ли мне, как мы развлечемся. Всегда приятно развлечься после скуки, ведь так?

***

Руки стянули за спиной хомутами. Так еще и к спинке стула прихуялили. Ни разорвать, ни растянуть: только сильнее впивались «браслеты» в кожу. Натертые места уже начинали зудеть. Противно и мерзко. Не успел! Навалились, свели запястья и закрепили ловко, профессионально даже, заразы. А потом с двух сторон подхватили и отнесли в подсобное помещение. Длинное и пустое. Кейджи оказался как бы в стеклянном кубе, на стенах которого громоздились колонки вперемешку с лампами — нечто похожее устраивали знакомые пацаны у него в гараже для полноценного наслаждения роком даже в разгар землетрясения. Гинта стоял прямо перед Кейджи и гаденько сочувствующе улыбался.

— Удобно тебя устроили, Кейджи?.

— Сукин ты сын, Гинта!

— Я бы попросил называть меня Гинсецу. Имею я право на маленькую просьбу?

Кейджи харкнул, попадая Гинте на штанину. Гинта вытянул в сторону ладонь, и ему тут же подали бумажный платок. Вытирая слюну, Гинта покачал головой.

— Так мы долго будем разговаривать.

— Чего ты добиваешься? — Кейджи цепко оглядел помещение, отмечая двоих людей в безликих костюмах и с мордами-кирпичами, один из них мониторил у входа. Плюс снаружи торчал точно еще один бугай и метрдотель. И где-то держали Гана. Или Гинта набрехал?..

— Хочу, чтобы ты испытал страх, дрожал при виде меня, а воспоминания обо мне заставляли оглядываться на улице! — Гинта подходил ближе попеременно то правым, то левым боком, как подходят к цепному псу, посаженному на поводок. — Видишь ли, благодаря тебе я открыл в себе талант к подставам. Подложить в портмоне наркоту? Плёвое дело. В косметичку кинуть флешку со сценой измены? Посложнее, но тоже справляюсь. Организовываю всё в лучшем виде. Ко мне обращаются бизнесмены и крупные шишку. Все довольны. А для тех, кто нет, спроектирован этот куб! Удивительно, какими покорными становятся те, кто смотрел на меня свысока и вытирал об меня ноги.

— Мозгов хватило или кого попросил?

— Это тебя не касается. Зато совсем скоро ты почувствуешь мощь созданного мною. Музыку! — Гинта щелкнул пальцами перед носом Кейджи и вышел из стеклянного куба, плотно прикрывая за собой дверь.

Из колонок сразу же раздался оглушающий скрежет, словно машина сминалась на перерабатывающем заводе, и беспрерывный белый шум, буквально ввинчивающийся в сознание колеблющимся сигналом. Лампы замигали ярко, часто и неровно. Кейджи зажмурился и наклонил голову вниз, хоть как-то прячась от воздействия света, но уши было никак не заткнуть. Еще и забрезжили непонятные образы: длинный стол, человек в костюме, чувство недосыпа и голода. Мозг наизнанку выворачивался!

Прекратилось всё внезапно, погружая в вакуумную тишину. В ушах болело и будто тонко звенело ультразвуком. Кейджи не успел прийти в себя, как перед ним снова стоял Гинта.

— Как самочувствие?

— И многих ты так? — собственный голос воспринимался как со стороны и с явным эффектом эха.

— Многих. Первым был один шеф-повар, крупно поцапавшийся с моими родителями. Я им помог, и они стали мной гордиться, — Гинта приложил ладонь к сердцу. Паскуда и есть. — Тот шеф-повар сошел с ума. Но можно и умереть.

— Лучше сдохнуть, — Кейджи осклабился.

— Что ж... — Гинта два раза хлопнул. — Дискотека!

Из колонок действительно зазвучала попсятина на максимальной громкости, а на ее фоне зацикленные звуки шагов и строевые команды — микс получился тот еще! Лампы выдавали насыщенную цветовую пульсацию, кроме центральной, бьющей белым светом. Сначала это показалось Кейджи терпимее, но на очередном «налево, направо, кругом» мозг «поехал», и даже за зажмуренными веками взрывались цветные пятна. Кейджи стиснул зубы, не желая показывать слабость, но монотонность вкупе с дурацкими писклявыми голосами давили на уши, и все больше и больше хотелось побиться обо что-нибудь головой, а еще лучше — выключить раздражающий шум. Казалось, прошел час до момента, когда снова обрушилась благословенная тишина.

— Прошло лишь три минуты, а ты весь в холодном поту! — Гинта чуть слюной не брызгал. — А мы можем развлекаться хоть сутки.

На третий раз Кейджи врубили какофонию инструментальной музыки, где все играли невпопад и фальшиво. Смычковые резали слух протяжными скрипучими звуками, струнные раздражали антигармонией и барабанный мятеж «добивал». Пульсировало в висках, голову словно стиснули стальным обручем, уши горели. Кейджи заорал и задергался, сдвигая стул, но никак не освобождаясь от хомутов. Задетая разодранная кожа отозвалась вспышкой боли.

— Стойкий орешек? — Гинта приподнял Кейджи подбородок, и Кейджи чуть пальцы ему не отчекрыжил зубами. Гинта вздрогнул и явно «просел» под тяжелым взглядом Кейджи. Отвернулся, доставая рацию. — Приведите второго парня.

— Второго парня? — даже сквозь шуршания рации слышалась растерянность откликнувшегося. — Босс, вы ничего не путаете?

— Я?! — Гинта перешел на противные визгливые ноты. — Я приказал схватить парня с розовой косичкой, еще когда связывался из машины и ты мне отчитался о сомнительных «посетителях». И позже сообщил, что приказ выполнен!

— Простите, босс, я ничего такого не помню и не понимаю, о чем речь. Вы же сегодня инспектируете другой ресторан сети, правильно? Вон Куфо подтверждает, он как раз курить вышел.

Гинта медленно опустил рацию вниз, откуда доносилось взволнованное «Босс? Босс, у вас все в порядке?», и с суеверным ужасом покосился на Кейджи. А Кейджи наблюдал, как входная дверь в подсобное помещение бесшумно отворилась, и Ган мягко обхватил пальцами голову бугая, который будто в прострацию впал и перестал обращать внимание на происходящее. После чего Ган развернул его за плечи и вытолкнул в коридор, прикрывая дверь. Точно так же он, не скрываясь, подошел ко второму, взволнованному состоянием «босса».

— Что за шуточки? Ты же не мог перекупить моих людей? — Гинта пытался смеяться, но зрачки у него дрожали.

— Кто тебе сказал? — Кейджи тоже решил «поиграться», широко усмехаясь. — Ган из обеспеченной семьи. Тебе ведь донесли, что мы приехали сюда на «Марлине»? Всё, что покупается за деньги, так же легко перекупается. Верность для таких людей слишком громкое слово, а обожание отмеряется количеством отстегиваемых банкнот. Ты создал себе обманку и сам же в нее попался. Отстойно, да?

— Ты снова! Отнимаешь! У меня радость! — Гинта весь покрылся красными пятнами.

— Хватит сваливать вину на других. И что ты называешь радостью? Фальшивое преклонение?

— Я им всем помог! Вытащил из дерьма! Дал кров и работу! Это они мне должны, а я еще и плачу! И ни разу не обижал их и не был несправедлив! — последняя фраза показалось до боли знакомой: от кого ее Кейджи слышал?..

— Это всё круто, конечно, но судя по всему, ты частенько им напоминаешь, какой «добрый» и «благородный». С таким мирятся скрепя сердце: удобно, или некуда больше идти, или жизнь не оставила иного выбора. Только стоит предложить моральным заключенным «ключ» от оков, и они не преминут им воспользоваться, — Кейджи озорно подмигнул.

Ган, бледный, но решительный, успел вывести второго бугая и теперь плелся к Гинте, периодически морщась, словно над ним тоже успели провести пытку звуком. Кейджи бы не удивился! На всякие мерзкие методы изобретательности хватало. И все-таки при внешнем лоске внутри была сплошная труха.

Гинта замотал головой и резко обернулся, когда Гану оставался с десяток шагов. Гинта расширил глаза и открыл рот — нижняя челюсть у него дрожала. Рация тоже выпала.

— Мне бы хотелось, чтобы ты помнил, — голос Гана звучал непривычно низко и певуче. — Это может быть опасно, но у тебя всё такое... серое. Хотя пара ярких пятен есть. Пожалуй, стоит их стереть для единства цветовой гаммы.

Ган усмехнулся хищно и вцепился в голову Гинты, дернувшегося, всхлипнувшего и... обоссавшегося. Запахло резко и неприятно. Гинта осел на пол и расплакался как ребенок.

Хомуты Ган перерезал перочинным ножом и потерся носом о волосы Кейджи:

— Прости, задержался. А сейчас задерживаться нельзя. Я отогнал Твиггза за пару кварталов во избежание прокола шин или другой гадости, нужно до него добежать. Ты как?

— Явно лучше, чем ты, — Кейджи, поднявшись, развернулся и растер затекшие запястья, хотя всё тело просило, чтобы его размяли. — И...

— Вопросы задашь в машине.

— Заметано, — Кейджи широко ухмыльнулся, хотя вид Гана, покрывшегося бисеренками пота, беспокоил. Что за штуку он проделывал? Гипноз? — Погнали.

Ган держался вплоть до выезда из города, а потом его все же вывернуло, из-за чего они даже съехали с дороги. Кое-как удалось вырулить, перегнувшись, и затормозить. Вокруг монотонно гудело, провода дрожали от ветра, и боковые стекла быстро запорошила пыль. На улице Кейджи чуть не снесло с ног: шквал разыгрался не на шутку! Путь до багажника показался катастрофически длинным. Баклажки с водой оказались на месте, а вот аптечки, даже обычной, дорожной, не наблюдалось. И Кейджи не проследил за этим, дурак! В походном мешке, заныканном сбоку так, что пришлось выуживать, намотав на руку лямки и терпя боль, обнаружилась какая-то книга в оранжевой обложке и пара толстых тетрадей. Хороши лекарства! Кейджи прошелся по своей одежде в надежде на «а вдруг» и в кармане рубашки нащупал что-то — это оказалось его же фото. Только Кейджи совсем-совсем не помнил себя на этом фото, даже смутно, даже отдаленно: слишком короткая стрижка, слишком странные шмотки. В ушах вновь зазвучал растерянный голос сквозь шорох: «Я совсем ничего не помню, босс, и не понимаю, о чем речь». Стало жутко и дурно. Кейджи на негнущихся ногах вернулся в салон, прихватив зачем-то походный мешок, так и намотанный лямками на руку. Сел прямо, будто проглотив палку. Ган, прикрыв глаза, мелко вздрагивал и то и дело прикрывал ладонью рот. Ему точно требовались покой и отдых. Но Кейджи не мог ждать!

— Ган... Ган! — Кейджи, выпытав внимание, сжал кулаки и нахмурился. — Ты не хочешь рассказать, что происходит?

Ган, медленно разлепив глаза, увидел рюкзак, вздохнул и слабо улыбнулся.

— Я собирался... При других обстоятельствах и в иной обстановке, однако раз уж так сложилось, тянуть ни к чему. Я питаюсь воспоминаниями, Кейджи. И чтобы ты остался со мной, забрал у тебя почти десять лет жизни.

***

Кейджи ударил на автомате, кулак сам отправился в полет. Ган впечатался виском в дверцу.

— А меня ты спросить, блядь, не подумал?!

— У тебя была... рутинная жизнь, — Ган кое-как распрямился, упираясь ладонью в стекло. — Очень... мирно текущая, стабильная, скучная. Не для тебя.

— Это я тебе сказал или ты выводы за меня сделал? — Кейджи схватил Гана за ворот и встряхнул раз, другой, так, что Ган поморщился и вцепился в ладони Кейджи, не пытаясь отодвинуть — да и силенок бы не хватило, — просто удерживая.

— Я не тупой: видел всё и анализировал. Ты словно загнал себя в клетку. А я помог тебе освободиться.

— Какой герой выискался!

— В рюкзаке... фотоальбом, — Ган указал подбородком на рюкзак, бьющий его по груди. — С твоими учениками. Это единственное яркое пятно за всё время жизни в том городе. Посмотри, — и пока Кейджи, нехотя Гана отшвырнув, распахивал рюкзак, добавил: — В оранжевой обложке.

Количество фото подростков с намеком на то, что Кейджи с ними возился, ввергало в ступор. В страшном сне не приснится! Хотя, похоже, подросткам нравилось с ним проводить время: искренние улыбки и сияющие глаза сопровождали каждый разворот. А на одном фото вовсе Кейджи подбрасывали вверх на руках — оставалось надеяться, что не уронили! Судя по сделанным машинам, смышлености и изобретательности дети лишены не были. Только, скорее всего, никто ими не занимался, вот Кейджи и подобрал, как когда-то пристроили и увлекли его. Два листа и обложка в конце, забойно исписанных благодарностями, лучше любых доказательств показывали, что затея оказалась не провальной. «Вы подарили мне билет в будущее! Когда никто не верил в меня и в мои силы, вы один протянули мне руку и открыли новый мир», «Благодаря Кей-сану я смогла воплотить самые смелые мечты. Почему-то над девчонками, увлекающимися машинами, смеются, но Кей-сан относился ко мне наравне с мальчишками и научил гордиться тем, что я люблю», «Никогда не забуду год, проведенный под вашим началом, помогший мне измениться. Раньше я считал, что много знаю и умею, но Кей-сан дал понять: совершенству нет предела», «Вы научили нас столько всему! Не только ремонтировать и собирать с нуля машины, но и дружбе, и взаимовыручке, и умению отстаивать себя, и способности достигать высоких целей, и не вешать нос при неудачах, и отвечать за свои слова и поступки... То, что вы дали нам, бесценно. Большое спасибо!» На очередной истории стало трудно читать: глаза заволокла пелена слез. Кого-то родители хотели сделать фермером, не видя в профессии автомеханика перспектив, кто-то вовсе сбежал из дома, устав от пьяных побоев, кому-то просто не хватало тепла и внимания. И все они изливали Кейджи душу, доверялись всецело и прятали за строками признания, возродившиеся из пепла фениксы... Кейджи отвернулся, зажимая ладонью нос. По пальцам стекали слезы, подбородок дрожал, а в груди кололо и будто рвалось наружу. Хотелось не то выть, не то разбить Гану лицо. За оброненное тихо:

— Кейджи, ты чего?..

— Это ты называешь единственным ярким пятном?! — Кейджи размазал слезы и высморкался в ткань для протирания стекол, дорогую небось, и срать. — Да нихуя!

— Прости... Ты еще можешь вернуться. В одной из толстых тетрадей я записал всё случившееся за две недели и что узнал о тебе. В другой собраны адреса и телефоны твоих учеников, а также их места работ. Думаю, несложно будет их отыскать. Они помогут тебе вспомнить.

— А ты мне вернуть воспоминания не можешь? — Кейджи стукнул по приборной панели, и оттуда скатилась вниз зажигалка.

— Не могу. В обратную сторону это не работает, — Ган потупился и вздохнул. — Съедая, я получаю энергию, и некоторое время воспоминания «висят», но потом постепенно заменяются новыми. Из-за воспоминаний людей Гинты много твоего потеряно навсегда.

— То есть из-за дурацкой энергии ты лишил меня целого пласта жизни?.. — Кейджи скривился и потянулся к шее Гана, сжимая, но не придушивая. — Тебе обязательно жрать одного?!

— Сначала... ты должен был стать одним из многих, кого я ем, чтобы просто не сдохнуть, — под ладонью Кейджи ходило горло, и ощущения были странными и жутковатыми, особенно на фоне тотальной отрешенности Гана: даже взгляд его словно ушел вовнутрь. — Но чем больше я тебя узнавал, тем сильнее влюблялся и захотел сделать безраздельно своим.

— Пиздецовое у тебя представление о любви... Нахрена тебе ничего непомнящая кукла без воли? — Кейджи придвинулся ближе и чуть сильнее стиснул пальцы.

Ган сглотнул, но не пошевелился.

— Я не собирался больше трогать твои воспоминания. Накопленного мне и так хватит на месяц. Просто...

— Просто что? Потянуло стать для меня центром мира? Поздравляю, у тебя это вышло! — Кейджи чуть снова не заревел — от злости. Перед глазами замелькали моменты близости с Ганом и то, как от его прикосновений и взглядов по телу бежали мурашки, и пылало внутри пожаром, и стояло крепко. И чувство окрыленности и затапливающей нежности. Это же всё было настоящим?.. — Ну!

— Рядом с тобой я помню, — Ган прикрыл глаза и слабо улыбнулся. — Так ярко и четко! Я уже отвык от подобного, оно как наркотик... Это были лучшие две недели в жизни. И мне захотелось продлить их. Просто побыть с тобой, не думающем ни о чем и ни о ком, кроме меня! Просыпаться, чувствуя себя живым, проводить день, испытывая эмоции, кружиться в вихре головосносящих ощущений. Просто побыть счастливым!

— Погоди, что? — Кейджи даже хватку ослабил и выпрямился. — Ты сам ничего не помнишь?..

— Я понял это не сразу. А когда понял, уже мало что мог сделать. Мои воспоминания почти полностью вытеснились чужими. Я был в отчаянии, мне казалось, я сошел с ума, или у меня синдром множественных личностей, или меня вообще не существует. Меня поместили в дорогую клинику, но там не смогли назвать причин и не могли подобрать лекарств. А без подпитки я слабел и слабел... В итоге отец меня оттуда забрал, устроив скандал, и отвез на рынок, готовый купить мне всё, что я пожелаю. Больше всего мне хотелось чужих воспоминаний, и... мы зашли в пачинко, где я просто ходил вдоль ряда увлеченно играющих и жрал-жрал-жрал. Запись об этом стала первой в памятке о моей жизни, — Ган наклонился, выуживая из-под сиденья знакомый блокнот. Обложка его переливалась радужными пайетками. — Все, что я тебе рассказывал о прошлом, законспектированно здесь по рассказам отца, пожалуй, понимающего меня больше других и благословившего на долгую дорогу. С тех пор я записываю всё, что считаю интересным и важным для себя. А вот история про литературный клуб — заимствованная, она мне просто понравилась. Я состоял в клубе лакросса... Но о нем я ничего не помню.

— То есть у тебя всё ещё хуже, чем у меня?

— Получается, так.

— Как оно вообще тогда работает? — Кейджи нахохлился и прикусил изнутри щеку: любая непонятная хуйня безумно привлекала.

— Все воспоминания имеют форму, цвет и вкус, — Ган жестикулировал, оживляя слова. — Чем больше деталей, тем ровнее форма и гармоничнее, чем фрагментарней, тем форма более непостоянна и похожа на жидкую субстанцию. Цвет зависит от того, сколько времени прошло с момента получения воспоминаний. Чем ярче и насыщенней, тем ближе к настоящему, чем бледнее, тем дальше. Некоторые воспоминания практически прозрачные, но образ или связи их еще держат. Наконец, вкус. Вкус определяется личным отношением человека к тем или иным событиям. Приятные воспоминания, те, что приносят радость, вкуснее рутинных и тем более негативных. Но при этом, если человек чуть не экстаз испытывает от воспоминания об убийстве, воспоминание останется вкусным, а если память о дне рождения в кругу семьи вызывает уныние — будет невкусным. Моральным ценностям воспоминания не подвержены. И вне зависимости от вкуса дают мне энергию. Однако чем ярче и вкуснее воспоминание, тем реже мне хочется есть. Только обычно такие воспоминания о действительно важных событиях в жизни человека... Поэтому я стараюсь питаться нейтральными. Из-за этого ем часто.

— Охуеть! — хотя рассказанное больше походило на сюжет захватывающей манги, чем на реальную жизнь, образ Гана дополняло идеально. — Чтобы их увидеть, нужно к башке прикоснуться?

— Раньше, в детстве, я видел, как вокруг голов людей летали «картинки», — Ган кругообразно обвел область собственного виска. — Я зависал на них, будто мультики смотрел, и некоторые забирал, будто игрушки. Я не знал, что это воспоминания, и думал, все так воспринимают мир. А мама считала, что у меня просто богатое воображение. Постепенно «картинки» стали уходить, остались только вспышки самых ярких. Часть меня притягивала, часть пугала. Теперь я могу увидеть, лишь прикоснувшись. Походит на гигантский пазл, сложенный из самых разнокалиберных кусочков. Яркие воспоминания видны сразу, так что зачастую копаться не надо.

— Со мной, значит, ты заморочился...

— Еще как. Испробовал новый прием — миксование. Не знал, что так можно, хотя лежало на поверхности... Вернее, сначала испробовал на удачно подвернувшемся экземпляре, а потом перешел к тебе, — Ган зажмурился и быстро оттарабанил: — Перемешал воспоминания, создавая нужную мне последовательность. Между прочим, довольно тяжелая работенка!

— Да прям бедный-несчастный уморился, — Кейджи повысил голос: из слов Гана выходило, что всё было не совсем так, как кажется теперь. — И что за экземпляр?

— Анеки Хирои, совладелица «бии таун». Ее ты должен помнить. Частично.

— Ну спасибо.

— Она получила по заслугам, — во взгляде Гана проступило то темное, от чего у Кейджи во рту скапливалась слюна, а по коже бежали мурашки. — Больше жаль Окуниши Ишию, хотя он совершал всякое, мужик в целом неплохой. Был. Но он идеально вписывался в продуманную мной схему, поэтому пришлось принести его в жертву.

— Ты кого-то убил?!

Ган покачал головой.

— Мне удалось раздобыть компрометирующие фото на Анеки и Окуниши, с помощью которых я выманил их на вулканы «кое-что обсудить». В итоге съел воспоминания о последних сутках у Анеки, устроил в ее голове хаос и вышвырнул в пустыне. Честно, я надеялся, она сдохнет, только оказалась живучей и до города добралась. Окуниши я съел почти целиком. После подобного мне очень-очень плохо, будто пережрал испорченной пищи и перепил алкоголя одновременно.

— Людей Гинты ты тоже «пережрал»? — теперь совершенно по-новому воспринимались приступы «недомоганий»!

— Взяли количеством, а не качеством....

— Так что с этим, Окуниши? — в голове вдруг всплыл образ самодовольного мужчины, бредущего под дождем, и Кейджи распахнул глаза. — Я его помню!

— Не удивлен, — Ган откинул сиденье и принялся выводить в воздухе узоры. — Механизмы памяти очень сложны и специфичны. Я вижу визуальные образы, но есть еще тактильные, вкусовые, обонятельные... На каких порогах они существуют и какие связи протягивают с визуальными, я не знаю. Наблюдал только работу «звоночков»: ты чувствуешь запах яблок, а в голове у тебя образ маминого пирога. Но если я украду образ пирога, ты будешь пытаться вспомнить, а зацепиться окажется не за что.

— Жестоко, — Кейджи навис над Ганом: вытянутая ладонь того уперлась ровно под сердце, стучащее громко. — Если не передумаю и не забуду, угощу тебя тем самым пирогом, и ты поймешь, что вкус у него божественный.

— Вот это действительно жестоко, — Ган улыбнулся сухими губами, и пришлось срочно бороться с искушением его поцеловать, а еще лучше трахнуть — хотя бы напоследок. В паху откликом скопился жар. — С Окуниши, кстати, тоже получился интересный опыт. Мне передался его шрам, оказавшийся важным воспоминанием. Сейчас он значительно побледнел, но раньше подобных выкрутасов не случалось в принципе. Хотя целиком я и съел лишь парочку, быстро усвоив, что это не мой вариант. Опустошенные выглядят жутко... Я оставил Окуниши в машине, обрекая на смерть. Он маялся полдня.

— Покажи шрам, — Кейджи просто хотелось его отвлечь: на хладнокровного убийцу Ган точно не походил.

Ган, моргнув, мазнул по груди Кейджи, опуская руку, и медленно потянул футболку вверх. Через ребра тянулся не шрам даже, а скорее царапина. Кейджи провел по ней пальцем, и Ган вздрогнул.

— Прекрати.

— Почему? — Кейджи стянул с Гана футболку окончательно на одной мстительности и в который раз залип.

— Потому что ты даришь мне надежду...

— А ты за меня не решай. Уже нарешался, — Кейджи, сощурившись, провел ладонями от пупка вверх, надавил на соски и потерся пахом.

Ган, распахнув глаза, дрожал и искусал себе губы. Красивый, зараза инопланетная. Кейджи повторил движение бедрами, и Ган вцепился в его руки и взглядом почти умолял: не то остановиться, не то продолжить. Кейджи, наклонившись, широко лизнул торчащий сосок и подул на него — Ган дернул ногой и прерывисто выдохнул: «Кейджи...» От его отзывчивости всегда мозг закипал. Кейджи сосок куснул, тут же зализав, и с нажимом провел по бокам Гана. Кожа горела под пальцами. Между приоткрытыми губами застыла ниточка слюны. Кейджи задвигал бедрами, просто смотря и впитывая эмоции, легкими волнами скользящие по лицу Гана: смятение, судорога удовольствия, жадность и готовность наизнанку вывернуться ради Кейджи. И что с ним таким делать? Кроме самого очевидного... Кейджи задумчиво гладил линию талии, когда слуха коснулось: «Не могу больше...» Ган, весь нетерпеливый и прерывисто дышащий, завозился с ширинкой Кейджи. И можно было перехватить его руки, не дать, не допустить. Только какой в этом великий смысл? Кейджи сам пробрался за пояс штанов, оглаживая задницу Гана, восхитительно ложащуюся в ладони. А как жарко и тесно внутри... В паху аж зазудело и всё напряглось в ожидании. Член в капкане чужих пальцев пульсировал и пачкал смазкой. Растягивая Гана и ловя стоны, Кейджи решил ни в чем себе не отказывать. Ган потрясающе выгибался, закидывал ногу Кейджи на спину и закатывал глаза, отдаваясь как в последний раз. До безумия чувственный. Пробравшийся в самую душу. Совершенно невозможный. Где еще Кейджи встретит такого инопланетянина?..

— А эти воспоминания ты не можешь в банку какую затолкать и жрать потихоньку? — Кейджи, развалившись на своем сиденье, представил себе банку в деталях: с пробковой крышкой, биркой и мерной ложечкой.

— Увы, — Ган, разморенный, покачал головой. — У трупов я тоже не могу есть воспоминания: ходил на несколько похорон специально. Только живые люди.

— Сколько тонкостей, — Кейджи со вздохом заелозил: что-то мешалось. Недовольно выудил из-под задницы тетрадку с записью хроники жизни Кейджи, расправил помятые листы. На последнем заполненном значилась пометка, что Кейджи, оказывается, отправился в культурно-просвещенческую командировку. — Нет бы попроще себе парня найти... Поехали на выставку, что ли, развеемся.

— Какую выставку? — Ган, вздрогнув всем телом, вывернул шею: взгляд у него оказался настороженным, плечи — напряженными. Напридумывал себе небось мрачное будущее. Спасибо, не попрощался навсегда.

— «Хот Роад Кастом», шоу, посвященное тюнингу мотоциклов и автомобилей. Огонь название, а?

Кажется, теперь мозг клинило у Гана.

***

— Кейджи-сан, вылазьте из-под этого «ведра». Вы должны это видеть!

«Марлин», реющий то меч-рыбой, то ягуаром, то гордым орлом, то ядовитой змеей, всякий раз производил впечатление на младших помощников. Глаза загорались, рот приоткрывался, руки тряслись в желании поскорее полапать эту крутышку. Губа не дура! Ради одного этого шоу Кейджи экспериментировал с тюнингом и не задерживал мальчишек дольше, чем на месяц. Новые яркие эмоции всегда бесценны.

Минуло два года после «расправы» над Гинтой, и в жизни Кейджи успело произойти охренеть сколько всего. «Хот Роад Кастом» оказалась судьбоносным местом, в котором Кейджи открыл для себя новые перспективы и нашел полезные знакомства. Сконтачившись с Кенчи и Тецуей, креативными до мозга костей чуваками, курсирующим между Америкой и Японией, Кейджи не на шутку увлекся проектом, связанным с тачками на альтернативном топливе. Кенчи с ажиотажем рассказывал про использование солнечных батарей, пневмодвигателей и экотоплива. Тецуя, захлебываясь, щебетал про наноматериалы, их свойства и супервозможности, а также про созданные благодаря им каркасы, рушащие представления о стандартах. Они активно искали единомышленников, но многие кивали в сторону электромобилей с намеком «Что вам еще надо?» Только не Кейджи! Переработка партии на заказ позволила начать новое дело с постоянными разъездами и стремлением запустить в оборот тачки некст-поколения, работающие на альтернативных источниках энергии, но не зависящие от погодных условий и ничем не уступающие пашущим на бензине и дизеле. Пока расходы превышали доходы, но мало-помалу удавалось достигнуть положительных результатов. Накануне тайфуна экспериментальная модель гоняла что на Формуле-1, и Кейджи считал это большим успехом! Правда, модель по дороге потеряла двери и капот, только кого волнуют подобные детали на пороге достижения века?.. Усвоение нано- и других инновационных материалов для облегчения общего веса, опыты с различной комплектацией, работа над дизайном и концептом невероятно увлекали. С Кенчи и Тецуей, невзирая на разницу во времени, они могли болтать по двенадцать часов кряду, а если те были в Японии, то и сутки напролет. После чего Кейджи отрубался, полный идей, а подскочив, несся в гараж, откуда его практически невозможно было вытащить. Столько всего хотелось попробовать! Вот и пересобирал по сто раз, вел тетрадку наблюдений и счастливо совершал пробные выезды.

До того как провалиться в увлечение с головой Кейджи смотался в город, приютивший его когда-то. Ученики чуть не поисковой отряд собрали. Мониторили «краузеры», обзванивали всех шапочных знакомых, поднимали какие-то нехуевые связи... Краем уха Кейджи поймал, что даже вертолет собирались в дело пускать. Серьезно подготовились! Кейджи ворвался в эту кипящую деятельность с задорным: «Что за кипиш и без меня?» Сколько визгу поднялось! Уши пришлось затыкать! Потом рассказывать про частичную амнезию и быть погребенным под тоннами историй и подробностей по фото из альбома и еще сверху. За пару часов девятилетнего пробела как ни бывало. И вот нахрена ему реально столько информации?.. С Тошибой и Кейтой состоялся отдельный серьезный разговор. Его простили и отпустили, хотя и не без сожалений, но с «Я понимаю, что тебе это необходимо для настоящей жизни» от умудренного Тошибы и с пожеланием «Попутного ветра!» сквозь слезы от Кейты. Дом Кейджи переписал на пацана, которого собирали по частям и который готовился к свадьбе и отцовству, жутко этого факта стесняясь. Так что мимоходом еще и урок удалось преподать, чего стоит стесняться, а чем необходимо гордиться, не забывая нести ответственность, а не только бахвалясь. Вагон и мастерская выглядели уютно, от них тянуло родным, и всё-таки, прислушавшись к себе, Кейджи не нашел желания остаться. Его ждали новые свершения, новые люди, новый мир. Время передышки и перманентного спокойствия закончилось. Как встряска началась, так и показала, что Кейджи заготовлено место получше. Только говорить «спасибо» совладелице «пчелки» Кейджи не собирался. Тем более Анеки Хирои признали невменяемой и поместили в психушку. А ее муж, говорили, отбив развод через суд, подтянулся, приоделся, модную стрижку сделал, и его часто стали видеть в компании владелицы гостиницы. С ней тоже получилось повидаться и презентовать новые туфли, которые та, пусть и возмущаясь, приняла. Уезжал Кейджи с легким сердцем. и ни о чем не жалел.

Жизнь закрутила в своей колее стремительно и беспощадно.

— Это же «Блю Марлин»! Ограниченная серия! Всего пятьсот экземпляров! — младший помощник упал на колени и молитвенно сложил руки. — Господи, неужели я увидел легенду вживую?!

— Где ты такого впечатлительного откопал, Кейджи? — Ган по-прежнему легко и изящно выпрыгнул из салона и повис на Кейджи, обнимая, потерся носом. От него пахло пылью и жарким солнцем: запахом долгой дороги. — Если я тебя поцелую, он совсем в обморок рухнет?

— Да хоть трахни. У него сейчас приход от эйфории начнется. И я не откапываю, сами приходят, — Кейджи, чуть Гана от себя отодвинув, наклонился и поцеловал. Втянул в рот юркий язык, пососал, огладил. Ган замычал ему в рот и, кажется, предложение воспринял серьезно, расстегнув на Кейджи комбинезон и запустив руки в трусы. А потом стонал, распятый на стене и подбрасываемый на члене: «Кейджи... я же... с дороги!» Всё бедненького из себя строил, хотя вечером точно отомстит. Сладко и волнительно. — Как, кстати, поездка?

Они сместились на задний двор гаража, и Кейджи закурил, устроившись на садовых качелях, установленных для минут отдыха. Ган устроился на коленях головой приятной тяжестью. Мальчишка-помощник пищал от восторга, снуя вокруг Твиггза, тюнингованного подсолнухами.

— Студент, бизнесвумен, спортивный тренер, мать двоих детей. и милая старушка, угостившая меня фирменной салями из оленятины. Рецепт я нагло позаимствовал. Не из головы, просто попросил.

— Насыщенно, ясно.

— На три недели точно хватит, — в темном взгляде Гана плясали смешинки. Это их компромисс: три недели вместе, неделю порознь. Ган уезжал куда угодно и там подпитывался впрок. Перекусывал на различных ивентах и выставках, на которые мотался вслед за Кейджи. — А у тебя как?

— Пиздец, и это мягко сказано. Один клиент — дотошный! составляющий смету! подробные схемы мне предоставляющий! — заявил, что я все сделал не так, как мы договаривались. Ну я достал договоры, схемы, записи с камер. На стол перед ним поставил: изучайте! Тот запыхтел и, ничего сверху не заплатив, уполз. Второй, вернее, вторые — пара молодоженов — еще хлеще. Захотели тюнинг для путешествия в медовый месяц. Она хочет пальмы, море, песок, он — горы, сосны и солнце. Они запланировали сначала к Фудзи смотаться, потом на море. Срались час, если не больше. У меня в гараже! В конце концов, предложил им на одном боку сделать море, на другом — горы. Они воодушевились и еще час срались, на каком боку что будет изображено. Ситуацию осложнял факт, что за рулем оба посменно.

— Весело людям!

— Слушай дальше: весь мозг мне вынесли, я уже гаркнул, что напишу большими буквами «заебали», и они вдруг: ну что вы сразу, мы тут договорились, хотим небо в облаках. Меня просто на истерику пробило, спросил: перистые облака или кучевые? Еще час срались. Но в итоге настолько оказались мне благодарны, что порекали меня своему знакомому с ржавым «ведром». Финиш! — Кейджи всплеснул руками, обронив бычок на качели и срочно принявшись тушить. — Сигарета отражает, что от подобного хочется свалить и не возвращаться. Хотя была у меня тут с сигаретным автоматом история: не хотел принимать купюры! Только монетки. Ну выгреб всю мелочь, что делать. А на следующий день мне сдачу этими же самыми монетками выдало: полный карман набил, шел и звенел, словно на Конном мацури. К слову, организаторы феста тоже ебанаты. Список требований просто каждый день меняется, я уже не рыпаюсь, жду окончательного результата. Дальше будем плыть.

— Голова не болит?

— Очень! Раскалывается порой!

— Хочешь, я подарю тебе забвение? — Ган спросил без улыбки, вытянувшись стальным тросом и глядя на Кейджи снизу вверх. Только Кейджи давно изучил все эти уловки.

— Какой бы жизнь ни была, я хочу помнить, — Кейджи зарылся пальцами в волосы Гана и растрепал. Розовая косичка, регулярно подкрашиваемая, доставала ему теперь до середины груди.

— Я тоже, — Ган сощурился, вывернулся и опрокинул Кейджи на качели, фиксируя руки. — Вместе с тобой.

Сквозь тент пробивалось яркое ликующее солнце. Очередное лето цвело в самом разгаре.